Б.А. Кистяковский - мистер «свобода личности и ее неприкосновенность» русской философии начала 20-го века — пожалуй единственный автор «Вех», который не производит впечатление безнадежного гика. И высокий интеллект его детей, сделавших блестящую научную карьеру по обе стороны «железного занавеса», и внучка-профессор физики в Беркли (?) подтверждают что Богдан Александрович, в отличие от того же Струве или Бердяева был «no nonsense man». А если учесть авантюрный склад ума — шутка ли, отважиться поехать просить Деникина о поддержке Украинской (!) академии наук — перед нами предстает персонаж калибра Озимандия из «Стражей».
 Статья Кистяковского в «Вехах» заслуживает прочтения целиком, поскольку практически полностью посвящена проблеме неадекватного восприятия отечественной интеллигенцией вопросов прав личности и правил существования общественных организаций, а также следующей из этого восприятия невозможности корректной и плодотворной дискуссии об этих самых правах и правилах:

«Всякая общественная организация нуждается в правовых нормах, т. е. в правилах, регулирующих не внутреннее поведение людей, что составляет задачу этики, а их поведение внешнее. Определяя внешнее поведение, правовые нормы, однако, сами не являются чем то внешним, так как они живут прежде всего в нашем сознании и являются такими же внутренними элементами нашего духа, как и этические нормы. Только будучи выраженными в статьях законов или примененными в жизни, они приобретают и внешнее существование. Между тем, игнорируя все внутреннее или, как теперь выражаются, интуитивное право, наша интеллигенция считала правом только те внешние, безжизненные нормы, которые так легко укладываются в статьи и параграфы писаного закона или какого нибудь устава. Чрезвычайно характерно, что наряду с стремлением построить сложные общественные формы исключительно на этических принципах наша интеллигенция в своих организациях обнаруживает поразительное пристрастие к формальным правилам и подробной регламентации; в этом случае она проявляет особенную веру в статьи и параграфы организационных уставов. Явление это, могущее показаться непонятным противоречием, объясняется именно тем, что в правовой норме наша интеллигенция видит не правовое убеждение, а лишь правило, получившее внешнее выражение.

Здесь мы имеем одно из типичнейших проявлений низкого уровня правосознания. Как известно, тенденция к подробной регламентации и регулированию всех общественных отношений статьями писаных законов присуща полицейскому государству, и она составляет отличительный признак его в противоположность государству правовому. Можно сказать, что правосознание нашей интеллигенции и находится на стадии развития, соответствующей формам полицейской государственности. Все типичные черты последней отражаются на склонностях нашей интеллигенции к формализму и бюрократизму. Русскую бюрократию обыкновенно противопоставляют русской интеллигенции, и это в известном смысле правильно. Но при этом противопоставлении может возникнуть целый ряд вопросов: так ли уж чужд мир интеллигенции миру бюрократии; не есть ли наша бюрократия отпрыск нашей интеллигенции; не питается ли она соками из нее; не лежит ли, наконец, на нашей интеллигенции вина в том, что у нас образовалась такая могущественная бюрократия? Одно, впрочем, несомненно, — наша интеллигенция всецело проникнута своим интеллигентским бюрократизмом. Этот бюрократизм проявляется во всех организациях нашей интеллигенции и особенно в ее политических партиях.» www.vehi.net/vehi/kistyak.html

Стоит лишь заменить «правовые нормы» на «правила игры» как мы получим весьма точный диагноз относительно причин большинства споров о правилах, которые наше дорогое сообщество так любит вести долгими зимними вечерами.