Я не оборачиваясь знаю, что он идет за мной. Смутное отражение в изломанном зеркале витрины, ощущение чужого взгляда, как мимолетное прикосновение холодных пальцев, полузабытые знаки опасности. Он опасен, как они все, в некоторой степени даже больше.
Он знает кто я.

Я останавливаюсь в условленном месте, достаю из кармана пачку сигарет и долго ищу зажигалку. Растерянно оглядываюсь по сторонам.

- У вас не найдется прикурить?

Он кивает (расслабься, сделай лицо спокойней), протягивает мне зажигалку (держал наготове, хренов конспиратор).

- Можно сигарету? - голос его звучит натянуто и неестественно. К счастью нас некому подслушивать.

Кроме его друзей разве что.

- Пожалуйста, - я протягиваю ему пачку и одновременно беру у него из руки зажигалку.

Дерьмо! Пальцы мои как будто окунают в кислоту (что там кислота!), в кипяток, в расплавленное олово. Нестерпимый зуд охватывает мою ладонь и молниеносно поднимается вверх по руке. Чудом сохраняя невозмутимое выражение лица я прикуриваю от массивной серебряной (проклятие!) зажигалки "Ронсон", впускаю в легкие безвкусный для меня дым, выдыхаю ему в лицо.

- Благодарю, - зажигалка возвращается к хозяину, а я получаю свою пачку, где не хватает еще одной сигареты. Той самой, в которую я спрятал микрофишу с необходимой ему информацией.

Но он почему-то не уходит, стоит, мнет сигарету в пальцах, тонких сильных пальцах врача и убийцы. Что он делает, во имя Эреба?! Хочет погубить нас обоих?!

- Кто на этот раз? - спрашивает он.

А я? Почему я не ухожу, почему отвечаю ему?

- Твой коллега, - говорю я с тонкой усмешкой, - Заведует сетью донорских клиник. Легальных. И несколькими подпольными банками органов.

- Меня не интересует его маска. Кто он среди вас?

- Один из Девяти Первенцев, лорд Ковена, - я смотрю на него в упор, - Это очень высокая кровь, выше только Принц-Родитель.

- Я знаю, - говорит он и я поворачиваюсь, чтобы уйти, но он касается моего локтя, останавливая меня. Безумец!

- Почему ты делаешь это? - спрашивает он, - Во имя чего предаешь своих?

О Милостивый Эреб!

- Во имя чего? - переспрашиваю я, - Ты и правда хочешь знать, человек?

Кровь одиннадцати Поколений вскипает в моих жилах и людная улица замирает как на стоп-кадре. Мы стоим в окружении манекенов, мух, увязших в прозрачном янтаре, единственные кто сохранил видимость жизни - говорить, дышать, двигаться. Бояться. Ненавидеть.

Хотя для нас обоих слово "жизнь" не более чем ретроспективный юмор.

- Мне две тысячи двадцать лет, человек, - говорю я громко, не боясь больше, что буду услышан, - Я помню как этим континентом владели гордые римляне, потом неистовые варвары и, наконец, их хиреющие потомки. Я ровесник эпохи, я тот кто днем был вашему стаду пастырем, а ночью волком, пока не случилась Война, в которой, вы казались себе победителями. Глупцы, вы остались тем, кем были всегда - жертвенными агнцами, ходячим кормом, низшим звеном пищевой цепочки. Вы умудрились к тому же ослепнуть, утратив Веру, в том числе и в таких как я. Вы научились менять свое тело, передавать свой разум машинам, но разучились бояться темноты.

- А в темноте, - заканчиваю я уже тише, - Мы стучимся в двери ваших домов.

- А кто вы? - спрашивает он вдруг, хотя мы оба знаем ответ.

Ведь это я помог его предку отыскать его в ночи, озаренной пламенем костров, на которых сгорали ответы и ответчики.

- Мы болезнь, - отвечаю я почти шепотом, - Хуже чумы, хуже рака, СПИДА и "черной лихорадки" СНИ. Хуже всего, потому что от нас нет другого лекарства, кроме уничтожения больного.

Он молча кивает соглашаясь со мной. Да. Другого нет.

- На своему веку я дал становление, нет, я инфицировал несколько тысяч человек. Они в свою очередь… я не знаю скольких они сделали такими как я. Не знаю.

- Ты знаешь что это такое быть мной? - спрашиваю я его, - Знаешь, что такое не чувствовать боли, но не знать и наслаждения? Не спать, не есть и не заниматься любовью? Существовать в коротком промежутке между голодом и насыщением, каждую секунду ощущая как Зверь внутри тебя грызет прутья свой клетки и однажды… однажды они не выдержат. И тогда твои же родичи воткнут кол в твое давно уже неподвижное сердце и какой-нибудь прыткий подонок из новообращенных подарит тебе Последний Поцелуй, чтобы перелить твою кровь в свои вены. Они верят, что этим делают себя ближе к Прародителю, недоумки… все намного проще.

- Ты знаешь!?!?!? - кричу я беззвучно и по неподвижным лицам манекенов пробегает гримаса боли, - Знаешь?!?!?!

- Знаю, - просто говорит он, - В моем теле нет ни грамма собственной крови, только синтетический гемоликвид, переносящий метагормоны, питательные вещества, болеутоляющие- и аффект-наркотики. Мои кости укреплены керамическими вставками, мои мышцы усилены с помощью трансплантированных тканей, под кожей я ношу коллоидную броню IV класса защиты. У меня нет кишечника и желудка, их место занимает тактический модуль со сканером и независимым блоком питания. К моим зрительным нервам приращены микрочипы ридаута, а в самих глазах у меня цейссовская военная оптика. В моем черепе разъемы нейроинтерфейса, в мозгу кремний и синаптические акселераторы. Я могу производить биллион вычислительных операций в секунду, рассчитать баллистическую траекторию пули и увернуться от нее, развивая скорость пятикратно превышающую нормальный порог восприятия, могу раздавить в ладони бильярдный шар или пробить кулаком бетонную стену, но если мне оторвет взрывом ногу мне проще напрямую отключить болевые центры, чем заплакать, потому что слезные железы у меня удалены за ненадобностью. Я знаю, что это такое не быть человеком. И помнить каково это. Быть.

- И помнить, - эхом повторяю я за ним.

Мой взгляд обращается к небу. Корпорация "Климат-Контроль", принадлежащая мне, обеспечила необходимую плотность облаков на сегодня, но даже несмотря на нанесенный на открытые участки тела аэрозоль от загара "Ланком-супер" (высшая степень поглощения) я ощущал губительное влияние ультрафиолета. Это вызывало состояние близкое к панике. За последние две тысячи лет мне нечасто приходилось днем бывать под открытым небом.

- А теперь иди, - сказал я ему, - И никогда больше не спрашивай, почему я помогаю тебе. Иначе в нужный час твоя рука может дрогнуть. А я не дам тебе второго шанса… доктор.

И не дожидаясь его ответа я поворачиваюсь и иду прочь, расталкивая плечом медленно оживающих людей. В их удивленно расширенных зрачках я все так же вижу его отражение - рослую фигуру в черном плаще из пуленепробиваемого микрофибрина, но он больше не идет за мной следом.

 

Мое время еще не пришло.

--

 

Мой кабинет на вершине Шпиля - самого высокого здания в городе, одно из немногих мест откуда еще видно звезды. Электрический свет отнял их у нас. И у людей.

Когда я был человеком мне тоже нравилось смотреть на звезды. Я помню. Как и то, что солнечный свет я любил больше.

- Это все на сегодня, Эдуард?

Мой доверенный секретарь (и прямой потомок к тому же) поправляет на лице маску полиуглеродного дисплея, напоминающую огромные зеркальные очки от солнца. Громоздкое и устаревшее приспособление, но к сожалению на лучшее Эдуарду рассчитывать не приходится. Имплантация плохо совместима с особенностями нашего метаболизма. Мы слишком полноценно и быстро регенерируем, чтобы в нас можно было вставить какой-то чужеродный излишек.

- К сожалению нет, Принц.

- К сожалению?

- Да. Есть еще две плохие новости, которые я должен вам сообщить.

- Я весь внимание, Эдуард.

Он снова поправляет "очки", жест смущения и нерешительности.

- Из донесений наших агентов следует, что сегодня, в центре города, в районе двух часов дня некто массово применил дисциплину Доминирование. Приблизительный радиус охвата составил…

- Некто, Эдуард?

- Мы не располагаем сведениями о нем, но ясно, что это был кто-то из Старших. Только высокая кровь могла дать такой уровень дисциплины.

- Старший в центре города, днем? - я снисходительно улыбаюсь в поляризующую гладь оконного стекла, - Тебе следует более тщательно проверять донесения своих агентов.

- Это в высшей степени достойные доверия…

- Хорошо. Избавь меня от оправданий. Я надеюсь следующая новость не из разряда канализационных слухов?

- Нет, Принц. Сегодня перед заходом солнца люди ван Рихтена нанесли очередной удар.

Я оборачиваюсь к Эдуарду.

- Кто на этот раз? - мой голос звучит ровно.

- Лорд Мэтклифф, Хранитель Запасов, - говорит Эдуард.

Я склоняю голову и на несколько секунд воцаряется молчание.

- Да взойдет твой прах к Эребу, Мэтклифф, - шепчу наконец я, - Покойся с миром.

- Он ведь был вашим потомком, Сир? - спрашивает Эдуард, - Это вы ввели его в Ковен?

- Да он принадлежал к моему Роду, Эдуард. Как и ты. Теперь его место в Ковене свободно. Не хочешь ли ты занять его?

- О, это великая честь… - он действительно поражен, - Но это так неожиданно…

- Обдумай мое предложение, Эдуард, - говорю я, - Мне нужен секретарь, но еще нужнее мне надежный родич среди Девяти. На завтрашней тризне по Мэтклиффу ты должен будешь дать мне ответ.

- Да, Принц, - Эдуард кланяется мне сдержанно и с достоинством, - Вы хотите знать как это случилось?

Мне требуется несколько секунд, чтобы понять о чем он.

- Только в общих чертах, Эдуард. Будь краток.

- Да, Сир. Позже вы сможете ознакомиться с подробным докладом, сделанным на основе донесений выживших. К сожалению это только слуги, не одного родича.

- Это прискорбно. Но к сути.

- Да, да, - засуетился Эдуард, - Ван Рихтен выделил для операции три полных ячейки охотников. Двадцать один человек. Кроме того с ними был Карл.

- Уличный проповедник…

Перед моими глазами как голографическая икона встает его образ. Светящийся от пробегающих по телу статических разрядов ореол белых волос, нательный крест из сплава серебра и титана, ряса с остроконечным капюшоном, в руке заостренный кол, источающий все тот же нереальный свет. Если может быть человек, одержимый не демоном, но ангелом, то это отец Карл, святой убийца. Его тело перекроенное десятками возвышающих операций, самая совершенная боевая машина, которую можно себе представить. Только невероятная Воля этот над-, сверх-, почти уже не- человека удерживает одухотворяющий это тело разум от вечного падения в черную пропасть киберпсихоза.

Надолго ли?

- Да, он самый. Он благословил охотников и хотя наши эксперты считают, что дело только в психологическом эффекте, они стали практически неподвластны влиянию и волеподавляющим дисциплинам. Применение ими модельных наркотиков так же является пока невыясненным фактором.

- Я просил покороче, Эдуард.

- Извините, Сир. Они перебили, состоящую из слуг и гулей дневную охрану клиники, после чего ворвались внутрь. Самое странное, что убежище Мэтклиффа было найдено ими практически сразу и безошибочно. Дальше они применили стандартную тактику. Загонщики спугнули лорда, который затем попал под облучение ультрафиолетовых прожекторов и был расстрелян. В довершение они обработали его из огнеметов.

Я на секунду закрыл глаза и увидел… Кожа, дымящаяся под невидимым, испепеляющим светом, раны от дисбалансированных пуль, похожие на кровавые розы с лепестками из плоти и осколков костей и в довершение заливающие все струи жидкого огня. Ад. Геенна.

Покойся с миром, Мэтклифф. Пусть твой призрак навсегда прибудет в пустоте Обливиона и никогда не беспокоит меня, как те, другие…

- Прости, что ты сказал, Эдуард?

- Я сказал, что люди ван Рихтена применяли новое оружие. Нашей команде зачистки удалось захватить один образец.

Он протягивает мне что-то отдаленно похожее на детский пневматический пистолет, стреляющий пластиковым шариками.

- Что это такое? - спрашиваю я.

- Пневматический инъектор, - надо же, моя догадка оказалась близка к истине, - Слегка переделанный в соответствии с их надобностями. Увеличена дальнобойность, смонтирована ксеноновая приставка…

- Это лишние подробности. Чем они заряжают это чудо-оружие?

- Вакциной, - говорит Эдуард и мне вдруг становится холодно. Как будто открылась дверь ведущая в никуда, в пустоту и я стою на пороге, - Ампулами с человеческой кровью, в которой находится самоподдерживающаяся культура нанороботов в состоянии "спячки". При попадании в кровяную плазму каинита они начинает сверх-интенсивно размножаться и мутировать, с огромной скоростью распространяясь по организму и масштабно инфицируя различные группы тканей. Что-то вроде ретро-вируса, поражающего ДНК, и осуществляющего ускоренное преобразование клетки в соответствии с заложенной в нем программой.

- И каковы последствия инфекции? - с деланной небрежностью спрашиваю я.

- В первую очередь, торпор, тем более быстрый и глубокий, чем старше Поколение зараженного вампира. Во вторую, различные изменения в организме, происходящие сначала на генетическом, а потом на клеточном уровне.

- Какого рода эти изменения?

- Мы обладаем не всей информацией, Сир. В настоящее время у нас есть несколько… хм-м… добровольцев из числа новообращенных, которые согласились на введение вакцины. Они тщательно изолированы на случай возможного распространения вируса и за ними наблюдают несколько ренегатов-Tзимискe. По их данным у большинства реципиентов уже наблюдается утрата некоторых свойств каинита и в дальнейшем возможен возврат в исходное состояние.

- То есть они станут снова людьми?

- Да, можно выразиться и так.

Двадцать веков это достаточный срок, чтобы научиться в совершенстве владеть собой.

- А что Тзимиске говорят о воздействии вакцины на Старших? Есть ли у них какие-то предположения?

- Думаю, что в данном случае нет необходимости в дополнительной консультации с ренегатами, Принц. На опыте лорда Мэтклиффа можно смело утверждать, что введение вакцины для любого вампира Старшего Поколения означает Конечную Смерть. Скорость ее наступления зависит от дозы, но уже при небольших количествах препарата начинается необратимый распад клеточных биополимеров во всем организме - ускоренный в тысячи раз процесс трупного гниения. Охотники даже не стали забирать с собой то, что осталось от лорда, вы можете ознакомиться с данными экспертизы, Сир.

- Благодарю, в другой раз, Эдуард, - я отворачиваюсь к окну, - Как-нибудь в другой раз. Скажи, ты понимаешь, что это означает для нас, особенно теперь со смертью Хранителя Запасов?

- Нет, Сир. Признаться, не понимаю.

- Подумай. Вирус, который безвреден для человека и сколь угодно долго может находиться в его крови. Вирус, который в лучшем случае лишает каинита его способностей и превращает обратно в простого смертного, а в худшем приводит его к Конечной Смерти. Вирус, которым завтра может быть заражен каждый житель этого города. Чем и кем мы будем тогда питаться, Эдуард?

- Эреб Милосердный, - потрясенно шепчет он, - Но что же нам делать, Сир?

- Не знаю, - говорю я, - Бороться. Искать противоядие, в конце концов. Ведь еще не все потеряно, Эдуард, - в оконном стекле его искаженное лицо и моя усмешка с хищными апострофами верхних резцов, - У нас всех еще есть надежда.

 

 

Я снова окликнул его, когда он был уже в дверях, ошеломленный, потерянный. Напуганный вампир.

- Эдуард?

- Да, Принц?

- Ты уже разослал приглашения?

- Приглашения, Сир? - он был явно выбит из колеи.

- К завтрашнему торжеству. Две тысячи лет со дня моего становления. И Новый Год к тому же.

- О да, Сир, конечно же. Всем лордам и архонтам, главам союзных кланов, влиятельным магам, в соответствии со списком, который вы мне представили

Я внимательно смотрю в его лицо, молодое и гладкое лицо двадцатилетнего… так похожее на мое собственное. Я обратил его в 2000-ом, на рубеже столетий, через двадцать веков после собственного рождения. Он был последним из смертных, кому я передал часть собственного проклятия. И после ухода Мэтклиффа кроме него у меня не осталось прямых потомков.

Я истребил их всех, чаще всего прибегая к услугам членов семьи ван Рихтенов, которые следовали за мной с XIV века, как сонм голодных и неотступных теней. Иногда я сам дарил моим чадам Поцелуй Ухода, потому что вот уже тысячу лет мне мало одной лишь крови смертных для полноценного насыщения. Еще одна сторона моего проклятия - жажда долгоживущего, "Голод Мафусаила", то что заставляет меня и таких как я охотиться на других каинитов.

Но не Голод Мафусаила заставлял меня убивать своих детей. И не боязнь, что однажды взалкав моей силы они напьются из меня как из разбитого сосуда. Нет, не это.

Страх. Отчаяние. И пылающее видение Геенны, которую я приближал каждый раз, выводя в мир очередного потомка. Как говорил мой наставник: "Со временем легче всего утратить надежду". Он был прав. Чем дольше ждешь, тем более безотрадным видишь завтрашний день. И когда-нибудь ты перестаешь ждать сам этот день.

Ты умираешь во второй раз.

- Вы что-то сказали, Принц?

- Нет, Эдуард. Ничего. Ты можешь идти, я позову тебя когда ты мне понадобишься.

- Слушаюсь, - он деликатно прикрыл за собой дверь.

Две тысячи это лет это чертовски долгий срок, Эдуард.

Мой секретарь так разволновался, что уходя забыл на столе вакцинатор. Я взял его в руки, повертел, осматривая с разных сторон, и обнаружил, что в его обойме остался единственный заряд. Прозрачная инъекторная капсула с алой жидкостью.

"Добрый доктор Гаспар ван Рихтен. Ты все-таки осуществил мечту своих предков, изобрел свое лекарство, свою панацею. Ты вернул вам надежду, но отнял ее у нас. Младшие вновь станут людьми, а Старшие вымрут. Закостенеют от неутоленного голода или сгниют в своих убежищах, как трупы, которыми они на самом деле являются. Как трагично. Как нелепо"

Как трупы.

Двадцать лет солнце светило для меня и мне казалось, что это длится вечность. Я ничего не знал о ней. В моем саду росли яблони и я завидовал их долгому веку.

В новогоднюю ночь в мой дом вошел человек, на чьем бледном лице расцветал холодный бутон красных губ. Он научил меня вечности, полной звезд, вечности ожидания и преследования. Он подарил мне ее, вместе с умением покорять разум, становится тенью и повелевать духами, но взамен отнял у меня дневной свет, мой дом и заснеженный яблоневый сад.

"Лишь утратив все до конца, мы обретаем истинную свободу", - так он учил меня.

Спустя короткий миг вечности, пару столетий, не больше, я пробил его мертвое сердце колом, сделанным из ствола молодой яблони, забрал его кровь и заставил его бесплотный призрак прислуживать моим забавам. Я поступил как он учил меня. Я дал ему истинную свободу. Ведь так?

В конце концов, я совершил это не из мести, а потому что вечность оказалась чертовски скучной штукой и я развлекался как мог. Строил замки и разрушал города, возводил на трон шутов и казнил императоров, объявлял войны и заключал перемирия.

Я прожил свою вечность как умел. Осталось немного. Совсем чуть-чуть.

 

Инъектор оттягивает мою руку вниз. Я мысленно окликаю Эдуарда.

- Да, Сир, - спустя минуту он в распахнутых дверях, оторванный от трапезы (его рот обрамлен влажной багровой каймой), - Сир?

Пф-ф-ф. Вытолкнутая сжатым воздухом ампула попадает ему под левую ключицу. На белоснежной рубашке моего секретаря и потомка расплывается кровавое пятно.

- Сир? - еще раз повторяет он изумленно, а потом начинает медленно заваливаться лицом вперед. Метнувшись к Эдуарду я успеваю подхватить его и бережно уложить на пол. Потом плотно закрываю двери.

Кроме него и меня никто не смеет входить в этот кабинет. Здесь он будет в покое и безопасности, пока "вирус ван Рихтена" совершает в его клетках свою спасительную работу. Думаю, что потом, вернувшись в сознание, он сможет позаботиться о себе. А другим будет не до него.

Я об этом позабочусь.

 

 

Я отвык обходиться без Эдуарда, но с отправкой одного единственного приглашения на завтрашний праздник, Бал Вампиров, я справлюсь и сам. Это последнее, все остальные разосланы.

Куда: Частная клиника лечения заболеваний крови Фонда имени Рудольфа ван Рихтена

Кому: Д-ру Гаспару ван Рихтену

Приглашение на Новогодний Бал

С наступающим Новым Годом, уважаемый доктор. Не забудьте захватить побольше подарков. И приходите с друзьями. Праздник начинается завтра с заходом солнца.

С надеждой на скорую встречу.

Ваш…

30 декабря 2020 года

 

Две тысячи лет это слишком долго. Но я подожду еще чуть-чуть. Самую малость.

Я подожду завтрашнего дня.

6-7 января 2001 г., Дюссельдорф
Леонид Алехин-младший