Около 498 года в Галлии произошло событие, надолго определившее дальнейший ход исторического процесса в этой области ойкумены: король франков Хлодвиг вместе с народом принял таинство крещения по католическому обряду. Мы не в праве заводить здесь разговор о том, насколько глубоко души франков проникнулись христианскими идеями, скажем лишь о внешней стороне дела. Принятие христианства в католической его форме сразу же выделило королевство Хлодвига в глазах многих из массы прочих германских королевств, придерживавшихся исповедания арианской ереси. Кто были эти "многие"? Не ошибаемся ли мы, связывая напрямую факт крещения Хлодвига и возраставшую в то время роль Франкского королевства? Разберемся с этими вопросами по порядку.

Хлодвиг-католик стал намного более понятным проживавшему в Галлии галло-римскому населению, в значительной мере христианизированному. Таинство крещения если и не стерло этнических барьеров между франками и галло-римлянами, то в значительной степени сблизило эти две группы населения. Реальная возможность сотрудничества франкского короля и галло-римской знати тем более возрастала, что к концу V века значительная часть духовенства (и большая часть епископата) была представлена отпрысками знатнейших сенаторских фамилий. В результате последние все чаще стали выступать на стороне Хлодвига в проводимой им политике централизации земель Галлии. Хлодвигу и его потомкам, покровительствующим католической церкви, удалось ограничить ее самоуправление, но не подчинить. В итоге мы можем говорить о двух типах территорий, входящих в состав королевства франков и о двух опорах власти франкских королей на местах: с одной стороны, земельная собственность франкской землевладельческой знати (включая и земли короля) и канонические территории епископств,- с другой.

Григорий Турский, автор "Истории Франков"

Епископ Григорий из Тура, носивший в миру имя Георгий Флоренций, родился в 538/539 гг. в Клермоне. Он происходил из знатной сенаторской галло-римской семьи, из которой вышли епископы многих церквей Галлии. Из 18 епископов, занимавших Турскую кафедру до Григория Турского, лишь 4 не были связаны с его родом. Поэтому об этой фамилии можно сказать, что она действовала вполне в русле тенденции замещения епископских кафедр выходцами из галло-римских семейств, свойственной для VI века. В какой мере Григорий Турский был образован? Скажем лишь о том, что наш епископ обладал достаточными познаниями, чтобы охарактеризовать свой стиль как "простой" и "грубый", а при написании "Истории франков" использовал многие известные современникам исторические трактаты.

Имущество епископа

Движимая и недвижимая собственность, концентрировавшаяся в руках епископов, имеет едва ли не самое важное значение как при характеристике взаимоотношений епископа с должностными лицами короля (в меньшей мере, с королем), клиром и другими епископами, так и для характеристики сущности власти епископа. Действительно, описывая притязания различных лиц на епископскую должность, Григорий Турский указывает на то, что распоряжение церковным имуществом было одной из важнейших прерогатив власти епископа. Так, пресвитер Рикульф "как будто уже став епископом, бесстыдно вошел в епископский дом, описал церковное серебро и отправил в свое владение остальные вещи"; то же сказано о пресвитере Катоне из Клермона и о некоем пресвитере, захватившем церковное имущество после смерти еп.Сидония Клермонского; клирики Марселя, узнав, что еп.Теодор задержан Гунтрамном, "захватили церковные дома, описали церковную утварь, открыли казну, разграбили кладовые и унесли все церковные вещи, словно епископ был уже мертв". Как отмечает Фюстель де Куланж, в церкви не было общинного землевладения, но настоящим владельцем всех земель был епископ; он же распоряжался остальным имуществом церкви. Был ли епископ как-то ограничен в своих владельческих правах? По меньшей мере, в двух отношениях: во-первых, он не мог без крайней необходимости отчуждать церковные земли; во-вторых, он был обязан делить свои доходы на четыре части (для себя и на содержание епископского дома; бедным, приписанным к церкви; на содержание духовенства; на строительную деятельность).

Следует отметить, что имущество епископа не было единым, но состояло из двух категорий: во-первых, церковная собственность, унаследованная епископом от своих предшественников; во-вторых, родовое имущество епископа. Согласно канонам, лишь второе епископ мог завещать своим потомкам. Вся собственность, приобретенная человеком за время пребывания в сане епископа, становилась церковной. Таким образом, перетекание церковного имущества в имущество личное, родовое было запрещено, однако в обратном направлении этот процесс происходил сплошь и рядом.

"История франков" еще "помнит" о столь отдаленных временах, когда "сенаторы и знатные граждане были приверженцами язычества, а те, кто уверовал в Бога, были из бедных", но уже в то время многие сенаторы благосклонно относились к христианам. Так, в Бурже "первый из галлов" сенатор Леокадий (который, кстати, происходил из рода Вектия Эпагата, пострадавшего за Христа в Лионе), будучи еще идолопоклонником, предоставил свой дом христианам, не имевшим достаточно средств для постройки храма, под церковь; первый епископ Клермона был новообращенным из сенаторов. Но несмотря на это владения церкви в черте городских стен росли достаточно медленно, так что даже девятому епископу в Клермоне Епархию "жилищем служило то, что называется теперь ризницей". Наиболее полное представление о росте церковного имущества мы можем получить, анализируя данные, приводимые Григорием Турским по Турской церкви. По его данным, из 18 епископов, бывших предстоятелями Турской церкви 6 в той или иной мере оставили ей свои владения. Любопытно, что критерием, определявшим характер дарений (были ли это земли или нет), является наличие или отсутствие у епископа детей.

Ф.Принц утверждает, что с "оккупацией" епископских кафедр галло-римскими сенаторскими родами связано восстановление могущества последних в городах и перенос центра их интересов из латифундий обратно в город [27]. Возникает один вопрос. Епископская кафедра наследовалась далеко не всегда в пределах одного рода: мощным фактором, корректировавшим родовую политику, был король. Если кафедра ускользала из рук рода, то это должно было сопровождаться и имущественными потерями: потомки епископа могли претендовать лишь на ту часть имущества, которая была им нажита еще до принятия сана; зачастую и эту часть епископ завещал церкви.

Исходя из нашего источника, мы можем заключить, что порой такая опасность для наследников действительно существовала. Вот пример (правда, единичный) попытки рода воспрепятствовать духовной карьере одного из своих членов: "Луп, житель города Тура, лишившись жены и детей, добивался духовного сана. Но ему помешал его брат Амвросий, который боялся, как бы Луп не сделал своим наследником Божью церковь, если он соединится с ней. И коварный брат снова выбрал ему жену".

С другой стороны, мы располагаем примерами, когда наследники покойного епископа тщетно пытались получить завещанное им церкви родовое имущество. Так, племянник еп.Марахара Ангулемского, убитого клириками этой церкви, добился назначения на должность графа в Ангулеме, имея целью расследовать обстоятельства убийства своего дяди. Вскоре он "начал захватывать церковные виллы, которые Марахар оставил по завещанию церкви, утверждая при этом, что церковь не должна владеть его имуществом, так как он был убит клириками этой церкви". Несколько иной случай являет собой спор вдовы умершего епископа Ле-Манского Бадегизила с его преемником по кафедре. Женщина "присваивала себе вещи, которые были отданы церкви при жизни Бадегизила, как собственные, говоря: "Это за службу моему мужу".

Выборы епископов

Практика избрания королями епископов появилась в Галлии лишь со времени принятия франками христианства. Естественно возникает вопрос, каким образом франкские короли приобрели право назначать то или иное лицо епископом? Нам предстоит разобраться в вопросе о том, в какой мере король был волен назначать епископом то или иное лицо.

Могла ли королева назначать епископов? Прежде всего следует отметить, что выражения "поставить епископом кого-либо" Григорий Турский не всегда употребляет в смысле "приказать рукоположить". Так, свидетельство нашего епископа о том, что после смерти еп.Леона "церковью в Туре в течение трех лет по приказанию королевы Хродехильды руководили епископы Теодор и Прокул", вполне может нас привести к заключению, что право избрания епископов могло принадлежать не только королю, но и королеве (я оставляю в стороне вопрос о том, что могло бы означать это совместное равноправное управление двух епископов одним диоцезом). Однако из дальнейшего повествования выясняется, что "так как Теодор и Прокул уже будучи епископами, последовали за Хродехильдой из Бургундии и были изгнаны из своих городов из-за враждебности к ним [жителей]", королева повелела "поставить" их на кафедру Тура.

Для рассматриваемого вопроса существенно также то, как развивались события вокруг Руанской кафедры. Еп.Претекстат, неугодный королеве Фредегонде, был ложно обвинен в измене королю Хильперику, и осужден собором епископов; на его место был назначен еп. Мелантий. Позднее, возвращенный к своей пастве властью короля Гунтрамна, еп. Претекстат был убит людьми королевы. Одним из требований послов короля Гунтрамна, разыскивавших виновника этого преступления, было то, "чтобы обязанности епископа в этой церкви ни в коем случае не исполнял Мелантий, который был еще прежде поставлен на место Претекстата". Однако королева вопреки Гунтрамну "назначила в церковь епископом Мелантия, которого она еще раньше поставила епископом". В рассмотренных нами примерах королевы приказывали "поставить" епископов на ту или иную кафедру.

Любопытно происходило избрание епископов в Провансе. Эта территория была частым объектом территориальных претензий одного короля к другому; некоторое время Марсель был поделен между королевствами Гунтрамна и Хильдеберта. Вследствие неразберихи в том, под чью юрисдикцию подпадала та или иная территория, возросла роль правителя Прованса. В результате в городе Изесе "епископство с помощью Динамия, правителя Прованса [который держал сторону Гунтрамна.- И.И.], и без ведома короля [Хильдеберта] воспринял бывший префект Альбин". Он пробыл епископом три месяца, после чего зашла речь об его отстранении и король назначил на Изесскую кафедру Иовина. Но последнему опять-таки не суждено было стать епископом: "Когда были созваны епископы Прованса диакон Марцелл по совету Динамия был рукоположен в епископы".

Наше предположение о том, что право назначать епископов укрепляло власть королей "на местах", подтверждает также тот факт, что самозванец Гундовальд, претендовавший на господство во всей Галлии, и его сообщник Муммол "приказали рукоположить в епископы города Дакса пресвитера Фавстиана, ибо незадолго до того там умер епископ". Любопытно упоминание в этой связи об епископе Бертрамне из Бордо, который и санкционировал рукоположение: "Епископ же Бертрамн, который был митрополитом, боясь последствий, поручил Палладию, епископу Сента, благословить пресвитера Фавстиана". Не совсем ясно, какие последствия здесь имеются в виду: со стороны ли Гундовальда или же со стороны законного короля Гунтрамна, который в конце концов и отклонил это рукоположение? Итак, мы можем говорить о том, что при определенных условиях решающее влияние на выборы епископов оказывали представители местной власти; кроме того, не преминули воспользоваться такой возможностью упрочить свое положение и самозванцы.

Как конкретно проявлялась королевская власть назначать епископа? Кандидат, заручившись согласием клира и горожан на свое посвящение (т.е., получив от них грамоту на избрание) или же руководствуясь рекомендацией своего предшественника по кафедре или просто полагаясь на свой страх и риск, представал пред королевски очи. Чаще всего свое стремление достичь епископского сана он подкреплял дарами королю. О чем свидетельствовали эти дары? Назвать их взяткой, обвинив короля в продаже церковных должностей, значило бы бросить тень на весь период правления Меровингов, да и не только Меровингов... Если все же отважиться говорить о симонии франкских королей, то, с одной стороны, настораживает, что духовенство никоим образом этому не противилось (ни одного факта подобного рода протеста в "Истории франков" замечено не было). С другой стороны, вселяют недоумение следующие слова, которые Григорий Турский вкладывает в уста Гунтрамну. Скончался еп. Буржский Ремигий; "когда многие, домогаясь епископства, принесли подарки, король им ответил так: "Не в обычае нашей королевской власти продавать за деньги епископство, и вам не следует приобретать его подарками, чтобы и нас не заклеймили бесславием позорной наживы, и вы не походили на Симона Волхва".

Неужели это ничто иное, как бессовестная ложь? Мне кажется, с большим основанием можно полагать, что с помощью этих актов дарения оформлялись определенные взаимоотношения между сторонами, в них участвовавшими; возможно, таким образом король оказывался в роли верховного сюзерена епископов или, по крайней мере, последние так выражали свою лояльность по отношению к королевской власти. В пользу последнего свидетельствует, кажется, и тот факт, что епископы одаривали королей, не только в тот момент, когда они добивались епископской кафедры. Вот свидетельство Григория Турского на этот счет: "Так как Эгидия из Реймса... подозревали в преступленнии против короля ... то он пришел с большими дарами к королю Хильдеберту просить прощения ... Король его принял, и он ушел с миром.

Дары, преподносимые королю, не были гарантией непременного успеха миссии. Так, например, еп. Бертрамн из Бордо, заболев лихорадкой, "передал... всю епископскую власть и вверил... свое завещание и участь своих людей" диакону Вальдону, который после смерти своего владыки "поспешил к королю с подарками и грамотой о согласии горожан на его посвящение, но ничего там не добился". Остается лишь гадать, что определило такую позицию Гунтрамна по отношению к Вальдону: может быть, в данном случае сказалась неприязнь короля к еп. Бертрамну, которому "сильно полюбился" самозванец Гундовальд, и вследствие этого Гунтрамн не хотел иметь среди своих епископов человека, который стал бы продолжателем политики Бертрамна. Этот эпизод не позволяет говорить о том, что короли игнорировали завещания епископов: мы располагаем несколькими свидетельствами обратному, которые будут рассмотрены ниже.

Что же руководило королями в политике назначения тех или иных лиц на епископскую должность? С одной стороны, короли стремились таким образом отблагодарить верных исполнителей своей воли. Характерный пример назначения такого рода являет собой Домнол, епископ Ле-Манский: "...так как он при жизни короля Хильдеберта Старшего всегда оставался верным королю Хлотарю и часто укрывал его послов [т.к. он был аббатом базилики святого Лаврентия в Париже - И.И.], король Хлотарь подыскивал место, где Домнол смог бы получить епископство". Сходным образом Хлотарь "оказал большой почет" и своему герцогу Австрапию. Также Теодорих вручил епископство в Клермоне еп.Квинциану, ведь, по словам короля, он "был изгнан из своего города Родеза из-за своей любви к нам".

С другой стороны, назначение епископов становилось не только важным направлением в деятельности каждого короля, но и орудием в борьбе между королями.

Мог ли король самовольно учреждать новые епископские кафедры? В "Истории франков" мы находим два примера подобному явлению. Первый случай касается упоминавшегося выше еп. Австрапия, который был рукоположен епископом в крепость Селл, входящую в диоцез Пуатье, и должен был в будущем стать, по замыслу Хлотаря, преемником по кафедре еп. Пинеция Пуатьерского. Предыстория развития событий во втором случае нам не совсем ясна: мы знаем лишь, что некто Промот был поставлен королем Сигибертом епископом крепости Шатоден. Разница заключается в том, что в первом эпизоде сын и наследник Хлотаря Хариберт, хотя и не позволил еп. Австрапию после смерти еп. Приенция занять Пуатьерскую кафедру, однако все же оставил его епископом в крепости Селл; Гунтрамн же лишил еп. Промота не только кафедры, но и епископского сана, причем одним из существенных доводов в данном случае было то, что "епископ города Шартра Паппол возражал и, ссылаясь при этом на решение епископов, говорил, что, мол, эта крепость находится в его епархии". В обоих случаях приходы были возвращены церквам, от которых они были отторгнуты. На основании выше сказанного я склоняюсь к точке зрения, что короли не вели политики дробления епископств. Кстати, мы располагаем примером, когда лицо, уже посвященное в епископы Лангра (еп.Мундерих), должно было в качестве архипресвитера (т.е., не исполняя епископских функций) пребывать в крепости по соседству до смерти своего предшественника по кафедре.Чем епископ мог разгневать короля

При каких условиях король мог лишать епископа его кафедры, т.е. подвергать изгнанию? Главным образом, это происходило в тех случаях, когда епископы не хранили верности своему королю. Так, еп.Мундерих, проживая еще в крепости, прогневил санкционировавшего его рукоположение Гунтрамна тем, что "самолично доставил королю Сигиберту, выступившему против своего брата Гунтрамна, провиант и подарки". В результате еп.Мундерих не только был отправлен в изгнание, но и провел два года в заточении.

По подозрению в неверности королю был изгнан и еп.Евний из Ванна. Варох, граф бретонов, желая разрушить клятву в верности, данную им Хильперику, отправил к королю, вероятно, извещая его об этом, еп.Евния. Итогом было то, что рассерженный король повелел осудить епископа на изгнание. Через некоторое время король смилостивился, вернул Евния из изгнания, однако не позволил ему отправиться в Ванн, но "приказал содержать его в Анжере на общественный счет".

Вполне по-королевски действовал и самозванец Гундовальд, претендовавший на власть во всей Галлии: еп.Магнульф из Тулузы, до конца сохранявший преданность Гунтрамну, призывал к сопротивлению узурпатору, а в лицо последнему высказал сомнения в успехе его действий. В результате этого еп.Магнульф был избит окружением Гундовальда и отправлен в изгнание.

В то же время мы располагаем несколькими примерами тому, как епископам удавалось проводить свою собственную политику, лавируя между интересами различных королей и оставаясь неуязвимыми для их суда. К такого рода епископам принадлежал еп.Теодор из Марселя. Поскольку он держался стороны Хильдеберта, правитель Прованса Динамий известил Гунтрамна, что "он никогда не будет владеть Марселем, если этот епископ не будет изгнан из него". Король предпринял дознание ("Пусть враг нашего королевства будет осужден на изгнание, чтобы он больше не был в состоянии причинять нам вред"), однако не нашел вины за епископом. Позднее еп.Теодор был первым, кто принял вернувшегося в Галлию из Константинополя Гундовальда (причем сам Гундовальд, не слишком избалованный лояльным отношением к нему галльских епископов, говорил впоследствии, что он был принят "с величайшим радушием"), но опять-таки остался неуязвимым перед Гунтрамном, предъявив письмо, подписанное вельможами Хильдеберта, в котором было определено, какую позицию по отношению к Гундовальду должен был занимать еп.Теодор. Далее последовало новое обвинение (на сей раз в том, что епископ "ради этих людей [Гундовальда и его сторонников] велел убить моего брата Хильперика") и новые тщетные попытки Гунтрамна вывести еп.Теодора на чистую воду. Любопытно, что при столь неочевидной для нас порядочности этого персонажа как политического деятеля, Григорий Турский однозначно именует его "мужем исключительной святости". Примечателен еще один факт: Хильдеберт защищал еп.Теодора даже в тех случаях, когда речь шла о пособничестве последнего общему, казалось бы, врагу - Гундовальду.

Однако та сеть интриг, которую плел при дворах Хильперика, Гунтрамна и Сигиберта (позднее - Хильдеберта) еп.Эгидий Реймский, поглотила в конце концов его самого. Хильдеберт созвал епископов своего королевства на собор в Мец для суда над Эгидием, которого подозревали в соучастии в заговоре, имевшем целью убийство короля. В ходе судебного разбирательства еп.Эгидию были предъявлены следующие обвинения: во-первых, тот факт, что он покинул короля, "в чьем городе [он] был облечен саном епископа и присоединился к свите Хильперика, который всегда выказывал себя недругом" Хильдеберта и его отца Сигиберта; во-вторых, против Эгидия говорили его советы Хильперику убить прежде Брунгильду, а после и ее сына - Хильдеберта, обнаруженные в переписке епископа и короля; в-третьих, упрек в том, что епископ "натравил друг на друга моих [Хильдеберта] дядьев, для того чтобы между ними вспыхнула междуусобица"; в-четвертых, обвинение в получении денег и драгоценностей "за сохранение верности королю Хильперику" и в еще одном договоре о "свержении и убиении короля Гунтрамна и его самого [Хильдеберта]". Сознавшись в этих злодеяниях, еп.Эгидий говорит о том, что он "обречен на смерть по обвинению в нарушении верности его величеству". Любопытно, что мы нигде более не находим упоминания о том, что епископу за нарушение клятвы верности королю угрожала смерть. В данном случае еп.Эгидию также была сохранена жизнь, но он был отрешен от сана и изгнан.

Преследование королем неверных ему епископов находило, видимо, поддержку и в церковных канонах: также на соборе в Маконе был временно отлучен от церкви еп.Урсицин из Кагора "за то, что он, как он сам открыто признался, принял Гундовальда". Однако это предположение может быть и оспорено: мы увидим ниже, что решения, принятые епископами на соборах, были зачастую продиктованы королевской волей.

Но не всегда все было однозначно даже в отношениях личной преданности епископа и короля: порой епископ, принесший клятву верности тому или иному королю, оказывался в довольно двусмысленной ситуации, поскольку его социальные связи нередко противоречили связям духовным. Последние возникали вследствие того, что епископы были восприемниками королевских детей при крещении. В ситуации "между двух огней" оказался еп.Претекстат из Руана. На соборе, созванном Хильпериком по настоянию Фредегонды и рассматривавшем его преступления против короля, формальное (но в то же время и основное) обвинение, инкриминируемое ему, состояло в том, что он, одаривая народ, требовал от них за это верности мятежному сыну Хильперика - Меровею. По словам епископа, он, получив подарки от народа и не имея чем их отдарить, счел возможным использовать для этого часть хранящегося у него имущества Меровея. При этом еп.Претекстат сказал, что он, "действительно, потребовал от людей, чтобы они были дружны с Меровеем, но если было бы можно, то <он> пригласил бы ему в помощники не только человека, но и ангела с неба: ведь Меровей от купели был ему... сыном духовным". Но в этом еще не было преступления, поэтому Хильперик пытался интерпретировать поступок епископа следующим образом: "Ты же ... совращал народ деньгами, чтобы никто не соблюдал положенную мне верность, и хотел передать мое королевство в руки другого", т.е. король стремился рассматривать действия Претекстата вне контекста его духовной связи с Меровеем. Хильперику удалось обманом вырвать у еп.Претекстата сознание в том, что он замышлял убийство короля с тем, чтобы возвести на трон Меровея и подвергнуть его изгнанию.

Как мы видим, должность, исполняемая епископами, оказывалась чрезвычайно важной для королей. В противном случае последние не следили бы так пристально за тем, сохраняют ли епископы верность по отношению к ним. Правды ради надо сказать, что нарушение верности не было единственным поводом, который мог вызвать гнев короля. Так, попытка епископов Бордоской провинции во главе с митр.Леонтием препятствовать назначению епископов королем "без решения митрополита" закончилась тем, что их кандидат, отвергнутый королем, был принужден оставить родные пределы, а самим епископам пришлось выплатить штраф королю.

Взаимоотношения королей и епископов

Светские функции, которые епископы исполняли в повседневной жизни королевства по повелению королей, суть следующие: посольская и поручительство.

Насколько могущественным было влияние епископов на королей в духовно-нравственном отношении? Увенчались ли успехом попытки последних приобрести и духовную власть над обществом? На соборе, рассматривавшем деятельность еп.Претекстата, Григорий Турский так охарактеризовал духовный долг епископов по отношению к королю: "Итак, не молчите, но предупредите короля и раскройте ему грехи его, чтобы с ним не случилось чего-нибудь плохого и чтобы вы не были виновными в погибели его души". В разговоре с Хильпериком наш епископ несколько видоизменяет свою мысль: он несколько оттеняет силу нравственного влияния епископа на короля. Кроме того, здесь он упоминает о праве короля корректировать действия епископов: "Если кто из нас, о король, захочет сойти с пути справедливости, того ты можешь поправить; если же ты оставишь праведную стезю, кто тебя наставит? Ведь мы тебе советуем; но ты, если хочешь, внемлешь, а если не захочешь, кто тебя осудит, как не [Бог]... У тебя закон и церковные постановления, тебе следует их тщательно рассмотреть, и если ты не будешь придерживаться того, что они предписывают, то знай - тебе угрожает суд Божий".

Попробуем разобраться в том, насколько эти формулы отражали реальность. Первый вопрос будет заключаться в следующем: как часто епископы брались влиять на королей в нравственном отношении, и что из этого выходило? Мы располагаем двумя примерами тому, что духовные особы пытались воспрепятствовать убийству франкскими королями своих политических противников. Так, аббат Авит увещевал Хлодомера, сына Хлодвига и Хродехильды, отправляющегося в поход против бургундских королей Годомара и Сигимунда: "Если ты, боясь Бога, откажешься от своего намерения и не допустишь убийства этих людей, то Господь будет с тобой и ты в походе одержишь победу". Сходным образом еп.Герман Парижский пытался внушить Сигиберту, отправлявшемуся осаждать Турне, милосердие к его брату Хильперику. В обоих случаях своеволие королей сулило им близкую гибель. Григорий Турский извещает нас о том, что оба короля пренебрегли советами, хотя в последнем случае убийство и не свершилось: Сигиберт пал под ножами подосланных убийц, а Турне так и не был взят. Столь же тщетно епископы стремились умиротворить королей на соборе в Париже, созванном по инициативе Гунтрамна с целью урегулировать ссору между ним и Сигибертом. Один факт вызывает недоумение: почему духовенство не пыталось остановить Хлодвига-христианина, вырезавшего своих родственников? Даже, напротив, мы находим в "Истории франков" стремление придать подобным действиям Хлодвига некоторый героический оттенок.

Епископы пытались также положить конец столь распространенным среди франкских королей близкородственным бракам. Так, Хлотарь, сын Хлодвига, после смерти своего внучатого племянника Теодобальда аннексировал его королевство, а заодно взял в жены его вдову - Вульдетраду, но "так как епископы его за это порицали, он оставил ее". Еще до Вульдетрады Хлотарю удавалось быть женатым сразу на двух сестрах: Ингунде и Арегунде, причем Григорий Турский не приводит свидетельства о том, чтобы духовенство упрекало в этом короля. В то же время о Хариберте сказано, что, когда он "женился на Марковейфе, сестре Мерофледы", оба они были отлучены от церкви еп.Германом из Парижа. Однако в данном случае наказание было, вероятно, более суровым (Григорий Турский не упоминает о каких бы то ни было предшествовавших отлучению порицаниях Хариберта епископами) в виду того, что Марковейфа "носила монашескую одежду" (это не значит, впрочем, что Марковейфа непременно должна была быть монахиней: она могла дать обет вести непорочную жизнь, посвятив ее Богу, и не будучи в монастыре). Меровей, сын Хильперика, после смерти своего дяди Сигиберта взял себе его жену Брунгильду. Многострадальный еп.Претекстат был обвинен Хильпериком и в том, что он "соединил... Меровея... с его теткой". Епископы пытались укрощать неистовство франкских королей также и тем, что испрашивали у них прощение людям, осужденным за различные преступления. В то же время храмы (особенно, находящиеся под покровительством повсеместно чтимых святых) являлись местом убежища для многих людей, которые подверглись преследованию со стороны короля. Здесь я не ставлю себе целью размышлять о том, где следует искать корни такого явления, как право обиженных искать себе защиты в храме или у епископа; сейчас нас будет интересовать другой вопрос: в какой мере эта прерогатива епископа могла парализовать реализацию королевского приказа? Рокколен, посланный Хильпериком в Тур с целью выгнать из базилики св.Мартина скрывавшегося там герцога Гунтрамна Бозона (его обвиняли в причастности к смерти короля Теодоберта, внука Хлодвига), тщетно пытался осуществить это поручение и в подтверждение серьезности своих намерений разрушил даже епископский дом, принадлежавший Григорию Турскому.

Чуть позже в той же базилике св.Мартина скрылся и преследуемый Хильпериком Меровей и, хотя король в бесплодном гневе опустошал Турскую область, выгнать его оттуда удалось лишь, прибегнув к хитрости. Франкским королям сплошь и рядом приходилось прибегать к различным уловкам или к силе, чтобы извлечь из храма своих политических противников, находящихся там в полной безопасности. Но при этом короли остерегались нарушить святость места. Однако последнее соблюдалось не всегда. Постельничий Хильперика Эберульф, которого Гунтрамн считал повинным в смерти первого, узнав о том, какое обвинение тяготеет над ним, устремился в базилику св.Мартина. Король, отправляя в Тур Клавдия, наставлял его: "Если ты отправишься в путь, вышибешь из базилики Эберульфа, убьешь его мечом или закуешь в цепи, я одарю тебя богатыми подарками. Но предупреждаю тебя о том, что ты не должен наносить каких-либо оскорблений святой базилике". Клавдий убил Эберульфа в притворе, но "возмездие немедленно настигло тех, кто осквернил человеческой кровью священную сень": Клавдий и его сообщники были убиты бедными, приписанными к этой церкви, и слугами Эберульфа.

Вот еще один пример такого рода. Когда Гунтрамн Бозон был приговорен королями Гунтрамном и Хильдебертом к смерти, несчастный пытался найти защиту у еп.Магнериха Трирского (который был восприемником Хильдеберта): "...или добейся для меня прощения, или умрем вместе". Характерно, что Гунтрамн, которому доложили, что епископ защищает Гунтрамна Бозона, воскликнул: "Если епископ не захочет оттуда выйти, он погибнет вместе с этим зачинщиком вероломства".

И последний пример. Опальный вельможа Хильдеберта Бертефлед, скрывавшийся в часовне епископского дома в Вердене, был заживо погребен там, забросанный балками перекрытий и черепицей. Григорий Турский особо подчеркивает в последнем случае непричастность к этому злодеянию Хильдеберта, однако для нас очевидна вырисовывающаяся тенденция: исполнители королевской воли (вернуть или наказать беглеца) для реализации ее начинают позволять себе преступать общепринятые нравственные нормы.

Теперь попробуем ответить на вопрос, в какой мере епископы позволяли королю участвовать в решении внутрицерковных вопросов, т.е. регламентировать жизнь церкви? Вопрос о назначении епископов королями мы подробно разбирали выше, здесь скажем лишь о том, что проблема, из кого должны быть избираемы епископы: только ли из клириков или же в равной мере и из мирян,- стояла на повестке дня во 2-ой пол. VI века, причем епископы требовали от королей однозначного ответа на этот вопрос. Одним из обвинений, предъявляемых Григорием Турским Хильперику (деятельность которого он в целом оценивал отрицательно), было то, что при нем "только немногие клирики получили сан епископа". Этот же вопрос всплыл и на Маконском соборе. Однако Гунтрамн, вопреки тому, что на соборе "клятвенно обещал, что епископ при нем никогда не будет поставлен из мирян", не единожды нарушил это.

В связи с рассматриваемым вопросом для нас чрезвычайно любопытно свидетельство о попытке Хильперика реформировать догматику церкви. По словам Григория Турского, король написал "небольшое сочинение о том, чтобы Святую Троицу рассматривали не в различии Лиц, а только называли бы Богом, говоря, что недостойно называть Бога лицом, как человека во плоти". Хильперик не только сам придерживался таких еретических воззрений, но хотел, чтобы Григорий Турский "и остальные ученые церкви так веровали". Причем, когда наш епископ, обосновывая правильность различения в Боге трех Лиц, ссылается на авторитет святых Илария и Евсевия, разгневанный король восклицает: "Конечно в этом деле Иларий и Евсевий для меня сильные противники". Под влиянием Григория Турского и еп.Сальвия из Альби король оставил свое намерение.

Гораздо более сильный и дружный натиск на епископов короли предпринимали в имущественном и финансовом отношениях.

Имущество церкви

Прежде всего следует отметить, что для этого имущества была характерна мобильность. С одной стороны, человек, искавший епископской должности, одаривал короля; мы имеем также свидетельство тому, что епикоп, составивший перед смертью завещание, в котором он определял качества, которыми должен был обладать его преемник, предусмотрел в нем и дар королю. Затруднительно сказать, что мог означать этот дар. Возможно, он должен был стать своеобразной гарантией того, что король, назначая преемника почившему, уважит составленные им кондиции. С другой стороны, мы имеем многочисленные примеры того, как короли и королевы жаловали различным церквам и монастырям земли и освобождение от налогов. По всей видимости, этот круговорот имуществ не был сбалансированным, иначе трудно объяснить слова, вкладываемые Григорием Турским в уста Хильперику: "Вот наша казна опустела, вот наши богатства перешли к церквам, правят одни епископы". Но при том, что "дела бедных [людей, находящихся в прямом подчинении от церкви - И.И.] Хильперику были ненавистны", при том, что он "постоянно уничтожал завещания, составленные в пользу церкви" и даже "приказал взыскать штраф с бедняков и причетников [кафедральной] церкви и базилики святого Мартина за то, что они не выступили в поход вместе с войском", и у этого безжалостного короля бывали минуты просветления, когда он раздавал подарки церквам, базиликам и бедным людям.

Нельзя говорить и о том, что Гунтрамн, хотя он и "был щедр на подаяния", однозначно положительно относился к росту церковного имущества. Согласно тексту договора Гунтрамна и Хильдеберта, приводимому Григорием Турским, короли, во-первых, подтверждают право членов королевских фамилий (речь идет, главным образом, о женщинах) передавать свои земли кому бы то ни было, причем факт передачи не мог быть никем оспорен. Во-вторых, они сохраняют "за владельцами то, что указанные короли подарили церквам или верным [людям] или что они в дальнейшем с Божьего соизволения захотят законным образом подарить". В-третьих, они подтверждают владельческие права лиц, получивших имущество "благодаря щедрости прежних королей, до смерти славной памяти короля Хлотаря", далее следует замечание: "И все то, что затем было отнято у верных людей короля, пусть они получат теперь". Как видим, этот договор носит всеобъемлющий характер: он касается всех членов королевских фамилий (мужское потомство рассматривалось, вероятно, в качестве будущих королей, поэтому, наверное, его право на дарение наследуемых земель не было рассмотрено в договоре специально), затрагивает будущее, настоящее и прошлое. Но здесь есть один любопытный момент. Мы знаем со слов Григория Турского, что Хильперик "часто несправедливо наказывал людей, чтобы завладеть их имуществом" и "всегда изыскивал... новые способы, чтобы подчинить народ".

Вообще, отнюдь не праздным кажется вопрос о том, что разумел наш епископ под "народом"? Как бы то ни было, я не вижу особых затруднений для того, чтобы причислять "верных людей короля" к народу (при этом я не говорю, что народ состоял исключительно из них). Тогда мы находим два свидетельства о конфискациях земли у "верных людей", производившихся Хильпериком: в эпитафии Григория Турского Хильперику и в договоре между Гунтрамном и Хильдебертом. В надгробном слове Хильперику Григорий Турский упоминает также о завещаниях в пользу церкви, которые уничтожал король, но где упоминание об этом в договоре? Здесь удостоверяются владельческие права "всякого, кто получил имущество благодаря щедрости прежних королей" и особо - собственность "верных людей" на отнятые царские дары. Где же упоминание о потерях, понесенных церковью? Но, может быть, все объясняется очень просто: церковь, епископов следует видеть за словом "всякий"? Однако мне кажется более правдоподобной следующая версия. Гунтрамн подтвердил права церкви на те земли, которые он сам и Хильдеберт ей подарили и подарят, однако не вернул земель, отобранных у нее Хильпериком. Возникает вопрос, что побудило Гунтрамна прервать курс Хильперика на секуляризацию церковных земель?Короли и соборы епископов

Прежде всего следует отметить, что в VI веке прослеживается определенная иерархия церковных соборов. Соборы могли объединять епископов нескольких или одного королевства, но могли собираться и на местном уровне. Низшим уровнем, на котором мог быть собран собор, являлась, наверное, церковная провинция. В данном разделе мы рассмотрим следующие вопросы. Что могло явиться причиной созыва собора епископов? Можно ли провести градацию этих причин: можно ли говорить о том, что для решения одних вопросов достаточно было компетенции местного собора, а рассмотрение других проблем требовало более представительных сеймов? Кто имел право созывать соборы и от чего это зависело?

Один из вопросов, который должен был выяснить Григорий Турский, отправленный Хильдебертом в посольство к Гунтрамну, состоял в том, следует ли созывать епископов обоих королевств на собор. Хильдеберт склонялся к тому, чтобы "каждый митрополит, согласно церковным правилам, встретился с епископами своей провинции и чтобы постановление епископов исправило то, что незаконно совершилось в их провинциях... ведь Церковной вере никакая опасность не угрожает; никакой новой ереси тоже не появилось. Какая же необходимость в созыве стольких святителей Господних?" На это Гунтрамн отвечал: "Есть множество беззаконий, по поводу которых следует принять решения. Тут и греховные браки и все прочее, что у нас неразумно делается. Но прежде всего вы должны расследовать [убийство в церкви еп.Претекстата - И.И.]... К тому же следует разобраться и с теми [епископами], кого обвиняют в плотской разнузданности". В какой мере приведенные свидетельства отражали реальную практику созыва соборов?

Из всей массы упоминаемых Григорием Турским соборов лишь три носили межкоролевский характер. Один из них был созван по инициативе короля-арианина и его предметом были межконфессиональные споры католиков и ариан. Второй собор был созван по инициативе Хильдеберта и должен был положить конец конфликту в Пуатьерском монастыре. Третий собор, проблематика которого остается невыясненной, не состоялся, т.к. место его проведения, о котором условились короли, "было не приемлемо для епископов королевства Хильдеберта". Мы можем, хотя и с некоторой натяжкой, считать эти соборы удовлетворяющими определению Хильдеберта. Однако все известные нам соборы, объединявшие епископов одного королевства, отнюдь не обсуждали вопросов, связанных с "угрозой церковной вере". Из шести соборов, созванных королем, о которых мы достоверно знаем, что в них принимали участие епископы нескольких церковных провинций, пять носили дисциплинарный характер: четыре рассматривали злоупотребления епископов, пятый расследовал преступления графа Тура Левдаста по отношению к Григорию Турскому, а шестой собор должен был рассудить ссору Гунтрамна и Сигиберта. Из этих разбирательств лишь одно касалось аморального, с точки зрения церковных канонов, поведения епископов - дело Салония и Сагиттария. Любопытно, что несмотря на вердикт собора "полностью виновны", епископы не были наказаны.

Епископы и должностные лица короля

Церковное имущество, находившееся в ведении епископов, не раз соблазняло должностных лиц короля. Обладание им становилось вожделенной целью многих; в нем коренится причина большинства злоупотреблений, совершенных по отношению к епископам. Можно лишь удивляться той притягательной силе, которой обладало церковное богатство: раз оно было освящено церковью и как бы закреплено за ней, то всякий, посягавший на него, ставил себя не только вне закона человеческого, но и вне закона Божественного. Возникает вопрос, как человек той эпохи, посягающий на имущество церкви, оправдывал себя при этом, где он находил силы сбросить с себя этот грех, довлеющий над его психикой?

При прочтении "Истории франков" складывается довольно отрицательное представление о должностных лицах короля. Невольно вспоминаются зверства Левдаста и Пелагия в Туре, Сигивальда в Клермоне, Палладия в Жаволе и многих других. Любопытны свидетельства еп.Григория о том, что некоторые из них могли бесчинствовать совершенно безнаказанно. Так, Сигивальд "и сам отбирал имущество у разных лиц, и слуги его постоянно совершали кражи ...и никто в их присутствии не смел и пикнуть"; то же сказано и о Пелагии "не боявшемся ни одного судьи, так как под его властью находились все сторожа королевского конного двора". Неужели никто не мог положить прадела бесчинствам графов, рефередариев, герцогов короля? Неужели VI век в истории франков был веком постоянных и непрекращающихся бесчинств должностных лиц короля? Или же Григорий Турский искажает реальное положение дел?

На страницах "Истории франков" мы встречаем по меньшей мере два упоминания о достойном поведении графа. Так, первое время после того как Левдаст вновь получил должность графа в Туре, он по отношению к Григорию Турскому "вел себя очень послушно и покорно, часто клялся на могиле святого епископа, что он никогда не будет поступать неразумно и что останется верным помощником как в моих собственных делах, так и во всех нуждах церкви". Если Левдасту не удалось реализовать этот идеал, то герцог Берульф и граф Евномий отчасти претворили его в жизнь: они выставили у ворот Тура стражников, чтобы защитить еп.Григория от Левдаста.

На основе сказанного мне представлятся разумным предположить, что оценка деятельности должностных лиц короля Григорием Турским несколько пристрастна, что объясняется происходившей в городах борьбой за власть между ними и епископами.

Епископы и горожане

Определенное влияние на исход выборов оказывали также горожане. Как отмечает Фюстель де Куланж, хотя народ и собирался не для подачи голоса, но лишь для отзыва о данном лице, никакая власть не могла навязать общине такого главу, какого она не хотела иметь. Исследователь указывает также на то, что на протяжении первых веков распространения христианства городская община стремилась выработать традицию, в соответствии с которой народ должен был первым высказывать свое мнение о посвящаемом. Эта тенденция укоренилась в городах в разной мере: все зависело от степени единодушия горожан. Вполне закономерно Фюстель де Куланж ставит вопрос о том, что же скрывается за словом "народ", которым обозначалось всякое собрание? Он видит в "народе" три прослойки: clerus, ordo и plebs. Однако тогда возникает вопрос о степени демократичности городских собраний, во время которых, в частности, формулировалось отношение городской общины к тому или иному кандидату в епископы: церковь, в которой происходило собрание, не могла вместить всю городскую civitas. Наконец, существенный вопрос состоит в том, где имеют корни усиливавшиеся в V-VI веках притязания горожан на участие в избрании епископа? Исследователь находит объяснение этому явлению в двух параллельных процессах: в то время, как епископы приобретали некоторые черты жрецов безвозвратно ушедшего в прошлое римского императорского культа (это нашло свое отражение, в частности, в том, что в VI в. к традиционному обозначению епископов episcopus добавились sacerdos и pontifex), христианская община эволюционировала в сторону общины гражданской, а последняя всегда избирала sacerdos и pontifex. В результате порядок, господствовавший в новой общине, можно охарактеризовать как сплав ослабленной демократии первохристианских общин со смягченной аристократией общин муниципальных.

Свидетельства влиянию горожан на выборы епископа мы находим и у Григория Турского. Так, мы знаем, что преемник св.Мартина на Турской кафедре еп.Брикций был поставлен "с согласия граждан"; когда же он был изгнан народом по обвинению в блудном грехе, жители "поставили епископом Юстиниана", а позднее "поставили на его место Арменция". Однако из этого не следует делать априорных выводов о влиянии горожан на выборы. Вот еще один пример избрания епископа в дохлодвиговой Галлии. В Клермоне после смерти еп.Венеранда "между горожанами возник безобразный спор о выборе епископа", причем сложилось несколько партий. Примечательно, что конфликт был разрешен некоей монахиней, которая так обратилась к епископам, собравшимся в городе: "Послушайте меня, святители Господни! Знайте, что Богу не очень угодны те, кого они выбрали в епископы... Поэтому не волнуйте и не сталкивайте между собой народ... Ибо Господь теперь посылает того, кто будет руководить этой церковью". Это обращение весьма любопытно тем, что содержит в себе ряд противоречащих друг другу моментов. С одной стороны, оно свидетельствует о том, что споры горожан происходили в присутствии епископов, для рукоположения (а, может быть, и для утверждения?) преемника еп.Венеранда. Ясно, что епископы сами не были едины в мнении о том, кто должен наследовать кафедру; разногласия в их среде способствовали (а, может быть, были причиной?) брожению среди народа. В прениях народ не выставлял "своих собственных" кандидатов, но все они были поддержаны теми или иными епископами. С другой стороны, монахиня говорит о том, что Богу неугодны кандидаты, выбранные народом, но указывает на это почему-то не народу, но епископам. Мне кажется, что это кажущееся противоречие можно разрешить следующим образом: монахиня, выражаясь намеками, пыталась дать понять епископам, что выбранные ими кандидаты не угодны Богу. Тот факт, что епископы вынесли обсуждение кандидатуры епископа в народ свидетельствует о том, что последний принимал деятельное участие в выборе епископов и, кажется, о том, что ему нельзя было навязать епископа директивным порядком.

С принятием франкскими королями христианства положение формально не изменилось: короли не отказались выслушивать мнение народа относительно кандидата в епископы, но оно перестало быть решающим, превратилось в челобитную, представляющую королю того или иного кандидата, и вполне могло быть им проигнорировано. Так, например, клирики Тура отправились просить клермонского пресвитера Катона стать их епископом вопреки своему желанию ("не по своей воле просим тебя... а по приказу короля").

Еще один принцип выбора епископов подвергся размыванию с наступлением Меровингской поры - избрание епископов преимущественно из числа горожан. То, что "чужой" епископ мог быть унижением для горожан видно из того, что еп.Сатурнин, посланный проповедовать в Тулузу, воскликнул, ведомый на смерть: "...да не будет вовек в этой церкви епископом никто из жителей этого города". Примечательно, что еп.Сатурнин не проклял жителей Тулузы вообще, но счел и это достойной им карой. Далее можно предположить, что предпринимаемые в Меровингское время попытки епископов влиять на избрание своих преемников в какой-то мере были связаны завещать свою кафедру не чужеземцу, но члену данной городской общины. В этом плане для нас особый интерес представляет завещание еп.Далмация из Родеза, в котором он заклинал, "чтобы в эту церковь не рукополагали ни чужестранца, ни сребролюбца, ни женатого".

Изгнание епископа горожанами

Если короли, изгоняя епископов, руководствовались при этом соображениями, в основном, политического характера, то в случае с горожанами дело обстояло сложнее. Тот факт, что народу не было чуждо такое понятие, как верность своему королю, иллюстрирует следующий эпизод. "Меньшой народ" [простолюдины, в число которых входили свободные мелкие и средние землевладельцы, ремесленники, торговцы и др.], следовавший с войском Хильдеберта "поднял сильный ропот против епископа Эгидия и герцогов короля и начал кричать и говорить открыто: "Пусть убираются с глаз короля те, которые продают его королевство, отдают его города под власть другого и отдают его народ под власть другого господина". Примечательны для нас также многочисленные примеры изгнания епископов готами, заподозрившими их в сношениях с франками. Вот, каким образом из Родеза был изгнан еп.Квинциан: "А спустя несколько дней между ним и горожанами возникла ссора, и так как последние упрекали Квинциана в том, что он желает подчинить их власти франков, то у готов, живущих в этом городе, возникло к нему подозрение, и они приняли решение убить его мечом"; епископ покинул город. Любопытно, что Григорий Турский горожан на две группы: "жителей" и "готов". При этом первым принадлежали лишь упреки в адрес еп.Квинциана, а вторые замышляли его убить. Кто входил в категорию "жителей"? Были ли это окатоличенные готы или же проготски настроенные франки-католики? Кстати сказать, при том, что покинуть свою паству считалось грехом для епископа, случаи, когда епископы вынужденно отправлялись в изгнание, не ставились им в вину.

Наряду с политическими факторами изгнание епископа горожанами могло быть спровоцировано и его порочной жизнью. Так, еп.Брикций из Тура был обвинен в преступной связи с женщиной; жители "единодушно решили побить его камнями". Странно, что, хотя епископ дважды очистился от греха, жители не только не поверили ему, но продолжали настаивать на своем обвинении и даже утверждали, что очиститься ему удалось "с помощью волшебства". Брикций был изгнан и поспешил искать управы у папы. Любопытно, что вновь поставленный епископом Юстиниан был принужден отправиться вслед за Брикцием ("Иди вслед за ним и похлопочи о своем деле"), причем, когда он подходил к городу Верчелли в Италии, его "настиг суд Божий" и он умер. Григорий Турский вряд ли употребил бы это выражение, если Юстиниан достиг епископской кафедры законным путем. А если здесь имела место некая махинация, то скорее всего она была направлена против еп.Брикция: может быть, именно Юстиниан внушал горожанам повышенный скептицизм по отношению к очистительным клятвам Брикция. Ложное же обвинение в прелюбодеянии стало поводом для изгнания и еп.Этерия из Лизье.

Горожане не только изгоняли, но и ходатайствовали перед королем о возвращении того или иного епископа. Так, "горожане, опечаленные отсутствием пастыря и зная, что все, что случилось с еп.Этерием произошло из-за зависти и жадности... обратились к королю с просьбой вернуть им обратно их епископа". Мы имеем также свидетельство об еп. Претекстате, которого "жители Руана вытребовали из изгнания после смерти короля Хильперика и с большим удовлетворением вернули его в свой город". Правды ради надо отметить, что в обоих случаях горожане не были инициаторами изгнания епископов.

Взаимоотношения горожан и епископов

Первое, что бросается в глаза в "Истории франков" при рассмотрении данной проблемы,- существование канона, нормы при описании отношений епископа и горожан. Как же должен был почтенный епископ относиться к народу? Еп. Авит Клермонский "к народу относился справедливо"; еп.Ницетий Парижский "порицал виновных, имел снисхождение к раскаивающимся"; характеризуя Гунтрамна, Григорий Турский говорит, что он "так сильно пекся обо всем народе, что в ту пору его почитали уже не только за короля, но и за святителя Господня". Покровительство епископа народу могло находить разные формы выражения. Так, еп.Пациент из Лиона во время голода, поразившего Бургундию, спас многих от смерти. Еп.Дезидерат из Вердена, скорбя о том, что "жители города очень бедны и беспомощны" испросил у Теодориха деньги под законный процент и таким образом способствовал распространению среди горожан занятия торговлей. А еп.Этерий из Лизье пытался воспользоваться первой же возможностью, чтобы начать обучение "городских детей".

В то же время "добрый пастырь" должен был сполна разделять все бедствия, приключающиеся с его паствой. Так, преемник еп.Квинциана св.Галл во время эпидемии паховой чумы "боялся не столько за самого себя, сколько за свой народ"; еп.Сальвий из Альби в аналогичной ситуации, пребывая в городе, увещевал остававшихся в живых и в конце концов сам был сражен болезнью; в тех же выражениях характеризует наш епископ и Гунтрамна. Епископы, пользуясь своим авторитетом и связями, предпринимали попытки оградить свой город от связанного с войной разорения: во время осады Орлеана Аттилой еп.Анниан "предчувствовал, что по Божьему милосердию придет на помощь Аэций, к которому он еще раньше ходил в Арль в предвидении будущих событий". Еп.Сальвий из Альби выкупил из плена уведенных герцогом Муммолом горожан.

Одним из признаков нерадивого епископа было, напротив, небрежное отношение к народу. Так, епископы Салоний и Сагиттарий "по отношению к согражданам... свирепствовали так, что в гневе избивали многих палками до крови"; еп.Бадегизил Ле-Манский "был весьма жестоким к народу, беззаконно отнимал и грабил имущество у людей", не переставал "свирепствовать против одних, других стращать убийствами, даже дрался собственноручно, а то и топтал людей ногами"; еп.Каутин из Клермона "у знатных людей... отнимал владения со спором и скандалом, у простых захватывал силой".

Покинуть свой диоцез без веских на то причин было тяжелым грехом для епископа. Об этом в своем письме горожанам свидетельствует и еп.Евгений из Карфагена, отправляющийся по эдикту Гунериха на собор для обсуждения вер. Однако в этом правиле бывали и исключения. Так, еп.Араваций из Тонгра, получив в Риме откровение о том, что нашествие гуннов на Галлию не могло быть отклонено его молитвами, покидает свой город вопреки воле горожан ("И, придя в город Тонгр, он немедленно раздобыл все необходимое для погребения, простился с клириками и прочими горожанами, объявив им с плачем и рыданием, что они его больше не увидят"). Очевидно, что это менее всего могло быть позорным бегством из города в виду приближавшихся гуннов, что епископ уходил умирать и в самом деле вскоре почил. Но почему он покинул город?

Важное свойство епископской власти в городе состояло в том, что она способствовала смягчению нравов горожан. Можно выделить три направления деятельности епископов в этом отношении: епископские суды, наложение церковных наказаний и ходатайства о помиловании осужденных преступников и вообще правонарушителей.

Рассмотрев епископские суды, о которых повествует Григорий Турский, мы пришли к выводу, в данном случае совершенно согласному с мнением Фюстель де Куланжа на этот счет: этот суд не окончателен, его приговор мог быть отвергнут; епископ выступает, скорее, как примиритель.

Согласно "Истории франков", два типа церковных наказаний практиковались в VI веке по отношению к мирянам: личное отлучение от церкви, которое часто не было пожизненным, и интердикт. Коль скоро мы рассматриваем горожан в данной главе неперсонифицированно, нас будет интересовать, в первую очередь, практика применения епископами интердикта. Интердикт был наложен на жителей Руана с общего согласия епископов после того, как было совершено убийство еп.Претекстата и некоего знатного франка, прибывшего на его погребение: "...чтобы народ не ждал богослужений до тех пор, пока путем всеобщего розыска не отыщется виновник этого преступления". Угрозу наложения интердикта на жителей Пуатье мы видим в словах еп.Маровея, обращенных к одной из зачинщиц мятежа монахинь Пуатьерского монастыря Хродехильде: "Отпусти аббатису... в противном случае я не буду праздновать пасху Господню; и ни один катехумен [готовящийся принять крещение] не будет окрещен в этом городе... [в противном случае] я соберу горожан и уведу ее [силой]". Единственный вывод, который мы можем извлечь из приведенных цитат, состоит в том, что интердикт был рассматриваем не только как наказание горожанам, но и как средство, позволяющее епископу привлечь на свою сторону горожан в различных разбирательствах.

Что касается обращений епископов к различным должностным лицам города с просьбой о помиловании виновных, характерный пример этому являет собой эпизод с ангулемским затворником Епархием, который спас от виселицы силой своей молитвы закоренелого убийцу и вора, не побоявшись при этом пойти против общественного мнения ("Но народ роптал и кричал, говоря, что нельзя его освобождать, что если его отпустят, то не будет покоя ни округе, ни судье"). Я привел этот пример, не относящийся, казалось бы, к делу (ведь затворник не был епископом), поскольку он мне показался наиболее подробным, но в то же время и характерным: с большой степенью уверенности можно предполагать, что епископ поступил бы так же. Вот, что произошло во время погребения еп.Германа Парижского: "Когда заключенные в темницу воззвали о помощи, его тело вдруг отяжелело на улице, но как только их освободили, его тело снова подняли без труда".

Клермонские иудеи в полной мере обязаны еп.Авиту тем, что он не позволил горожанам побить их камнями после того, как один из них вылил на голову крещенного иудея прогорклое масло.

Еще один ракурс, под которым было бы интересно рассмотреть контакты епископа и горожан, заключается в их взаимоотношениях перед лицом королевской власти. В "Истории франков" мы находим свидетельства тому, что порой по отношению к клятве в верности королю народ и епископы (а не народ и граф, например!) были рассматриваемы вместе. Так, еп.Регал из Ванна "с духовенством и жителями своего города" принес клятву "никогда не причинять ущерба королю Гунтрамну". В другом месте Григорий Турский повествует о том, что "жители Пуатье нарушили обещанную Гунтрамну верность". Это нашло свое отражение, в частности, в том, что еп.Маровей "плохо принял" послов короля. Любопытно, что, когда клятва Гунтрамиу была возобновлена, а город находился в руках его войска, никто иной как епископ был обвинен в неверности. Еп.Маровей избавил себя от угроз, лишь заплатив выкуп за себя и за народ.

Что касается отношения епископов к налоговой политике королей, сведения наши достаточно противоречивы. С одной стороны, известно, что при короле Теодоберте некий Парфений обложил франков налогом и был естественно ненавидим народом. Он попросил двух епископов отправиться в Трир с тем, чтобы проповедью успокоить народ. Однако умиротворение достигнуто не было, а сам Парфений, укрытый епископами в церкви, был обнаружен народом и истерзан. Похожий случай произошел при короле Хильперике, который послал референдария Марка с целью обложить новыми налогами горожан Лиможа. Только заступничество еп.Ферреола спасло Марка от неминуемой смерти. Еп.Маровей также отнюдь не восставал против взимания королевских податей. Он попытался облегчить положение сограждан лишь тем, что посоветовал Хильдеберту заново провести податную перепись: "Многие ведь уже умерли, и поэтому тяжесть налога обременяла вдов, сирот и престарелых людей". Перечень лиц, на которых распространялось податное бремя, включает в себя людей (вдовы, сироты), находящихся под покровительством церкви. Неужели было время, когда церковь в Пуатье должна была отдавать королю часть своих доходов? Но далее следует: "Посланцы короля расследовали все, как положено, освободили от налога бедных и немощных людей, обложили налогом тех, кто подходил под условия обложения". Как все это понимать?

С другой стороны, мы имеем свидетельство тому, с какой настойчивостью епископы города Тура защищали право горожан не платить налог в королевскую казну - право, которое было даровано городу еще при короле Хлотаре. Вполне понятно, что Григорий Турский отрицательно отзывается о всякого рода податях, но лишь применительно к своему городу: он с гордостью констатирует, что "этот город не стонет под тяжестью каких-либо налогов"; податной список, доставленный, кстати сказать, одним из жителей Тура, он называет принесенным, "чтобы грабить наших горожан". Однако правды ради надо отметить один эпизод, в котором Григорий Турский выступает как противник чрезмерных поборов и с населения, не имеющего отношения к его диоцезу. Так, упоминая о смерти референдария Марка, наш епископ называет его скопившим богатство "незаконным взиманием налогов".Епископ и клир

Прежде всего необходимо сделать одно замечание терминологического характера. Кого обозначают слова "клир", "клирики" (clerus, clerici), неоднократно встречающиеся в "Истории франков"? Выше уже было показано, что Григорий Турский разделял "клириков" и "народ" во время епископских выборов. Фюстель де Куланж отмечал, что в узком смысле клириками были лица, подчиненные юрисдикции епископа и освобожденные от муниципальных повинностей. Они занимали в церковной иерархии место ниже поддиаконов (наверное, имеются в виду иподиаконы) и совмещали прислуживание в церкви с внецерковной деятельностью. Применительно к "Истории франков" это определение не вполне справедливо. С одной стороны, мы имеем свидетельство тому, что иподиакон именовался клириком. Так, иподиакон Рикульф, признав свое участие в заговоре, направленном, в частности, и против Григория Турского, сказал, что в результате переворота "Рикульф [пресвитер]... получил бы епископство, а ему, клирику Рикульфу, обещали архидиаконство". Но в то же время, описывая зверства еп.Бадегизила Ле-Манского, Григорий Турский вкадывает ему в уста следующие слова: "Раз я стал клириком, значит мне и не мстить за свои обиды?" Пресвитеров, нарушивших верность по отношению к своему епископу, Григорий Турский называет "вероломными клириками". В такой ситуации, когда границы клира становятся расплывчатыми, мы будем условно подразумевать под "клириками" всех лиц, относящихся к данной церкви, за исключением самого епископа. Мы выделяем епископа из среды прочих клириков на том основании, что во многих эпизодах, описываемых Григорием Турским, клир оказывается вполне самостоятельной силой, действующей зачастую во вред своему епископу.

В отношениях между епископами церковное имущество, которым каждый из них обладал, играло достаточно противоречивую роль. С одной стороны, епископам было свойственно сознание своего духовного единства. Мы не ставим себе целью ответить на вопрос, исчерпывалось ли оно тем, что каждый из них через поколения епископов возводил свою власть к единому Источнику - ко Христу, или же кроме этого мистического фактора существовали и другие? Мы лишь констатируем, что благодаря такому чувству корпоративного единства взаимопомощь между епископами стала нормой. Так, еп.Квинциан, бежавший из Родеза в виду смерти, угрожавшей ему со стороны про-готски настроенных горожан, снискал в Клермоне благорасположение еп.Евфразия, который одарил его домами, полями и виноградниками, говоря при этом: "Богатство нашей церкви вполне достаточное, чтобы содержать двоих. Пусть пребывает среди святителей Божьих такая любовь, о которой возвещает апостол". С таким же чувством относятся епископы даже к тем из своих собратьев, кто попал под подозрение короля. Сопровождая еп.Теодора, вызванного Хильдебертом для для очередного разбирательства, хранил ли он верность королю, стража предприняла меры, чтобы он ни с кем не имел контакта в пути. Еп.Магнерих Трирский "попенял страже за такое немилосердие, когда даже повидаться брату с братом не разрешают". Когда свидание было дозволено, Магнерих "облобызал Теодора и, дав ему кое-что из одежды, удалился". Но это лишь одна сторона медали...

С другой стороны, некоторые епископы пытались округлить свои владения за счет других епископов. Так, едва граф Жаволя Иннокентий при поддержке Брунгильды стал епископом Родезским, он немедленно начал преследовать еп.Урсицина, упрекая его в том, что он удерживает приходы, относящиеся к родезской церкви. Лишь созванный специально по этому поводу собор смог положить конец претензиям еп.Иннокентия. Еп.Феликс Нантский пытался, по мнению Григория Турского, шантажировать его с целью получить церковную виллу.

Что касается клириков, выше мы уже говорили о том, что для выплаты жалования клирикам в казне епископа существовала определенная статья. Епископы прибегали к лишению клириков жалования и имущества лишь в крайних случаях, и это наказание существенно сказывалось на материальном благополучии последних. Так, еп.Муммол из Лангра лишил имущества диакона Лампадия, уличенного в многократном присвоении церковного имущества и грабеже простых людей. В результате этого "теперь Лампадий живет в большой бедности, добывая себе пропитание собственным трудом". Сходным образом, и еп.Каутин, увидев, что пресв.Катона и его сторонников никак нельзя склонить к повиновению, "лишил и его, и его приближенных, и всех, кто ему сочувствовал, церковного имущества, оставив их бедными и беспомощными".

Отлучение от сана

Необычность названия этого раздела объясняется тем, что епископы, относящиеся обычно весьма гуманно к своим собратьям, не подвергали их по своей воле изгнанию. Это не означает однако, что для поведения епископов не существовало строго очерченных моральных норм. Последние содержались, в частности, в апостольских канонах, отрывки из которых приведены в "Истории франков". Несоблюдение этих норм порицалось и было подвергаемо различным формам наказаний вплоть до лишения сана. Одним из самых ярких примеров такого рода является собор епископов, созванный Гунтрамном для расследования преступлений епископов Салония и Сагиттария. Этот собор замечателен еще и тем, что епископы приговорили их к лишению сана вопреки воле самого короля. Действительно, только с этих позиций можно осмыслить тот факт, что Гунтрамн, не взирая на приговор собора, позволил осужденным, сопроводив их письмами, отправиться для кассации приговора к папе. Неужели королю не было достаточно авторитетного суждения епископов своего королевства? Нет, здесь дело в том, что "обвиняемые знали, что король все еще к ним благоволит". Таким образом, в данном случае "благоволение" короля взяло верх над справедливостью епископского собора. Любопытно, что в конце концов Салоний и Сагиттарий лишились-таки своих кафедр, но совершенно по другой причине: "Их обвинили также еще и в том, что они оскорбили королевское величество и изменили родине".

В "Истории франков" засвидетельствованы многочисленные попытки клириков лишить сана своих епископов. Так, сказано, что против еп.Сидония из Клермона "ополчились два пресвитера, они лишили его возможности распоряжаться имуществом церкви, вынудили его вести скудный образ жизни и подвергли его, таким образом, величайшему оскорблению"; еп.Хартерий прямо говорит о том, что его диакон Фронтоний "ему является злейшим врагом" и "часто искал случая, как бы лишить его епископства"; но, пожалуй, самый дикий случай такого рода произошел с еп.Этерием из Лизье. Он спас от верной смерти некоего клирика, уличенного в прелюбодеянии, а этот последний, не испытывая признательности к своему благодетелю, "объединившись с архидиаконом города и полагая, что он достоин должности епископа... замыслил убить епископа" или очернить его в глазах народа и короля. Его происками епископ был на время изгнан из городa.

Несколько слов об отношении епископов к клирикам. Поскольку последние являлись силой, не только оказывающей определенное влияние на исход епископских выборов, но и способной составить оппозицию епископской власти, епископы настороженно относились к клиру и, заметив малейшее неповиновение, прибегали к наказаниям. Так, преемник еп.Ницетия из Парижа еп.Приск "начал без всякой вины преследовать и убивать многих людей человека Божия, не за преступления и не за кражу, а из-за разгоревшейся в нем злости и зависти, что они остались верны Ницетию".

Епископы, короли и монастырь

Я решился отдельно рассмотреть эпизод, в котором повествуется об отказе монахинь Пуатьерского монастыря во главе с Хродехильдой и Базиной повиноваться своей аббатисе и церковным властям своего диоцеза, в виду особого, как мне показалось, статуса этой обители. Следует сразу же сделать оговорку о том, что обе бунтарщицы были королевских кровей: первая приходилась дочерью Хариберту, а вторая - Хильперику.

Главное, в чем Хродехильда обвиняет аббатису,- унижающее обращение с монахинями. В то же время монахини порицали и епископа своего диоцеза Маровея, говоря, что "из-за его козней между ними раздор и поэтому они покинули монастырь". Первоначально, когда монастырь был только основан блаженной Радегундой (второй женой Хлотаря I), она вместе со своей паствой "подчинялась и была послушной прежним епископам". Но, когда при короле Сигиберте Маровей добился Пуатьерской кафедры, он вообще перестал входить в монастырские дела, хотя о том его и просили. В результате монахини "отдались под покровительство короля, поскольку не нашли никакого участия и защиты со стороны того, кто должен был бы быть их пастырем". После кончины блаж.Радегунды по очередной просьбе аббатисы епископ в конце концов уступил и у Хильдеберта "добился того, чтобы ему было позволено надлежащим образом управлять ... этим монастырем". Возникает вопрос, почему еп.Маровей должен был "добиваться" у короля того, что являлось, вроде бы, его неотъемлемым правом? Примечательно следующее: мы констатировали странную холодность еп.Маровея по отношению к монастырю, однако после того, как епископы во главе с Гундегизилом пытались урезонить монахинь вернуться в обитель, но были избиты в базилике св.Илария, именно еп.Маровей, "выслушав от монахинь всяческие оскорбления", пытался ходатайствовать за них перед еп.Гундегизилом и др., "чтобы они приняли дев в лоно церкви и соблаговолили разрешить им прийти на разбирательство их дела". Странная непоследовательность!

В письме-завещании, разосланном блаж.Радегундой жившим в ее бытность епископам, она обращается к епископам и королям с просьбой защищать монастырь от посягательств кого бы то ни было на его устав и имущество. В своей просьбе Радегунда не выделяет особо епископа Пуатье, хотя в письме и упомянуто, что монастырь был основан "с согласия епископов сего города, так и прочих городов". (Не свидетельствует ли это о том, что письмо было написано уже после того, как кафедру в Пуатье занял еп.Маровей?) Зато в письме дважды в одном ряду перечисления упоминается об опасности, исходящей со стороны еп.Пуатьерского: "...первосвященник сего города... или какое-нибудь лицо или епископ самого города захочет, используя новые преимущества... добиться какой-либо власти над монастырем или претендовать на имущество монастыря".

Может быть, этот факт объясняется тем, что при жизни Радегунды какой-либо другой монастырь или ее собственный ощутил давление со стороны еп.Маровея? Что касается Пуатьерского монастыря, такое предположение вряд ли основательно, ведь, как мы знаем, еп.Маровей вплоть до смерти блаж.Радегунды отказывался входить в дела монастыря. Но почему именно кончина Радегунды явилась тем событием, после которого отношение епископа к монастырю изменилось? Быть может, близость основательницы монастыря к королям вносила некоторые поправки в обычную "монастырскую" политику епископов? Для того, чтобы ответить на этот вопрос необходимо проследить, были ли еще прецеденты основания монастырей членами королевских фамилий. К сожалению, женский монастырь, основанный в Туре Инготрудой, не может быть принят в расчет в силу того, что его основательница не происходила, кажется, по прямой линии от королей.

Позиция, которую занял в этом конфликте Хильдеберт, неоднозначна. С одной стороны, Хродехильда, несмотря на дерзость и неканоничность своих действий, не лишилась королевского благоволения. Она была принята королем и даже сподобилась его даров (с какой стати?) еще в самом начале конфликта, когда она направлялась к нему в качестве просительницы. После собора, осудившего Хродехильду и Базину, никто иной, как Хильдеберт "добился для них обеих прощения" и подарил первой виллу, где она и пребывала (причем, что лыбопытно, она так и не раскаялась). Но, стремясь как можно скорее разрешить конфликт (созвав для этого епископский собор, или же через посредство графа Маккона и пресв.Тевтара, сам король предпочитал не ввязываться в него открыто ни на чьей стороне.

Несколько замечаний относительно поведения епископов в данном деле. Первое. После посещения Хродехильдой Хильдеберта король приказал епископам собраться для обсуждения этого дела совместно с аббатисой, однако чуть ниже сказано: "...монахини после долгого ожидания поняли, что епископы не намерены собираться" (там же). Как объяснить медлительность епископов? Второе. Еп.Маровей, ходатайствовавший перед епископами за монахинь, просил, чтобы они "приняли дев в лоно церкви и соблаговолили им прийти на разбирательство их дела", но тщетно. По всей видимости, эти два акта были тесно связаны между собой, ведь, когда пресв.Тевтар звал монахинь на разбор их дела, они аргументировали свой отказ следующими словами: "Мы не пойдем, ведь нас отлучили от церкви. Если нас вновь примут в лоно церкви, тогда мы не откажемся прийти на суд". Однако эта неявка в суд рассматривалась собором епископов как одно из преступлений монахинь. Третье. Любопытно, что в судебном решении епископы попытались переложить ответственность за отлучение монахинь от церкви с себя на короля: "Это мы сделали по вашему [королевскому] повелению, как это предусмотрено церковным чином, соблюдая церковные установления, невзирая на лица".

Итак, мы проследили конфликт, развернувшийся вокруг Пуатьерского монастыря. Можно лишь удивляться той осторожности, с которой действовали в данной ситуации король и епископы. Мне кажется, она может быть в большой мере объяснена особым статусом Пуатьерского монастыря.

Заключение

Мы рассмотрели взаимоотношения епископа VI века с различными представителями современного ему общества. В данном разделе мы попытаемся свести воедино собранные сведения.

Выборы епископа. С одной стороны, в практике епископских выборов VI в. сказывались более ранние нормы. Так, изначальное правило избирать епископов путем кооптации в VI в. находило свое отражение как в попытках многих епископов влиять на избрание своих преемников, так и воздействии на зтот процесс епископов соседних диоцезов. В то же время в V-VI вв. усилились притязания горожан на участие в процессе избрания епископов. С другой стороны, в это время появился новый фактор, оказывавший, пожалуй, самое мощное влияние на епископские выборы,- королевская власть. Возникает вопрос, в чем выражалось возросшее влияние горожан, если короли полностью контролировали процесс выборов? Я позволю себе оставить этот вопрос открытым, поскольку не располагаю сведениями, достаточными для удовлетворительного ответа на него.

Изгнание епископа. Королей (за исключением редких случаев) не заботил нравственный уровень епископов их королевства. Этот вывод можно сделать из того факта, что все известные нам случаи изгнания епископов были связаны с нарушением ими верности королю. Народ подвластного епископу диоцеза и епископы-соседи уделяли большее внимание, наоборот, нравственному аспекту.

Имущество епископа. Типологически оно состояло из двух категорий: родовое имущество и церковная собственность, унаследованная епископом от своих предшественников по кафедре. Распоряжение последней являлось одной из самых существенных прерогатив власти епископа. Мы отметили, что в рассматриваемый период имуществу епископа была свойственна определенная мобильность в обществе: король одаривал епископов, последние - короля; народ и епископ одаривали друг друга (например, в эпизоде с еп.Претекстатом). Однако этот обмен дарами не был сбалансированным, свидетельством чему служит рост церковной собственности в это время (примером "односторонне направленных" дарений являются завещания епископами своего родового имущества церкви). Рачительность в деле собирания церковных богатств не всегда была тождественна скупости: епископы не раз из этого имущества оказывали помощь как горожанам, так и своим собратьям-епископам. Тем не менее для многих оно становилось соблазном; здесь лежат корни многих злоупотреблений клириков и должностных лиц короля по отношению к епископам.

Светские и духовные обязанности епископов. Если попытаться охарактеризовать одним словом роль епископа в обществе VI в., наиболее полно ее отразит слово "примиритель". С этим вполне согласуется тот факт, что именно епископам во множестве случаев доверяли посольские обязанности. Отсюда, разумеется, не следует, что посольства с участием епископов непременно приводили к полюбовному улаживанию конфликтов, но достойна внимания сама тенденция. Далее следует отметить судебную функцию епископов. Для судебных разбирательств нередко созывались королем церковные соборы, в чьей компетенции находились даже преступления королевских особ (планировавшийся суд над Брунгильдой). В своих диоцезах епископы участвовали в судебных заседаниях совместно с графами и именитыми горожанами. В непременную обязанность епископам ставилась также забота о народе их диоцеза. Епископы способствовали смягчению нравов. Так, по отношению к королям епископы в ряде случаев пытались удержать их от убийства политических противников, стремились положить конец распространенным среди Меровингов близкородственным бракам, испрашивали у них прощение осужденным. Последнее имело место и во взаимоотношениях епископа и народа.

Внешние влияния на епископа. Исходя из нашего источника, мы можем говорить лишь о давлении на епископов со стороны королей. Его проявлением стали церковные соборы, которые должны были действовать, большей частью, по указке короля; стремление ограничить финансовый иммунитет церкви и, наконец, уникальная в своем роде попытка Хильперика реформировать догматику католического вероучения.

ЛИТЕРАТУРA Источник: Григорий Турский. История франков. М.,1987.

1. Гуревич А.Я. Из истории народной культуры и ереси: "Лжепророки" и церковь во Франкском государстве//Средние века,1975,вып.38,с.168.
2. Корсунский А.Р. Образование раннефеодального государства в Западной Европе. М.,1963.
3. Лыс Д.П. Роль церкви во Франкском государстве//Ученые записки Московского пед. ин-та им.Н.К.Крупской,т.232,Всеобщая история,вып.11.
4. Мажуга В.И. Королевская власть и церковь во Франкском государстве VI века//Политические структуры эпохи феодализма в Западной Европе VI-XVII вв. Л.,1990.
5. Савукова В.Д. "История франков" как исторический памятник"//Григорий Турский История франков. М.,1987,с.335.
6. Фюстель де Куланж. История общественного строя древней Франции, т.3,Франкская монархия. СПб.,1907.
7. Prinz Fr. Die bischoftliche Stadtherrschaft im Frankenreich vom 5.bis zum 7.Jh//Historische Zeitschrift,1977,В.217,Н.1,S.20-21.
8. Weidemann M. Kulturgeschichte der Merowingerzeit nach den Werken Gregor's von Tours,Teil 1. Mainz,1982.

И.А.Иванов