Пояснение: я уже набил часть текста и полностью продумал сюжет, но тут позвонила Ленка и напомнила, что я обещал написать ей сказку. Дабы от нее отвязаться, я решил, что все нижеизложенное и будет сказкой. Немного своеобразной сказкой… Да, сразу предупреждаю, вещь получилась слегка шоковая. Я честно не хотел. Оно само.

Морская волна зашипела на Норма и поползла к его сапогам. Норм, злорадно смеясь, отступил и повернул голову, наблюдая бессилие отвратительно соленой влаги. Волна, напоследок перевернув несколько маленьких камушков, побежала назад, оставляя после себя сероватый песок. Норм тут же снова шагнул к морю.

Каждый раз, часа за три до начала церемонии, он волновался как неумелый послушник. Порыв ветра ударил в капюшон рясы и чуть ли не скинул его с головы. Норм раздраженно надвинул капюшон назад и поправил выбивающиеся пряди огненно рыжих и молочно белых волос. Нет, действительно, он волновался как послушник, еще не прошедший посвящения! Приходилось чем-то занимать свои мысли - например, прогуливаться по берегу моря. Волна снова ринулась к Норму и он снова избежал ее объятий. Зря старается, но и ее можно понять. Он посмотрел на небо и его большие раскосые глаза хищно сузились. Темнеет. Скоро, уже совсем чуть-чуть. Послышался раскат грома, где-то на горизонте сухо хлестнула молния. С северо-востока шла гроза и это было более чем хорошо. Нет ничего лучше грозы во время церемонии.

Норм повернул к поселению. По двадцатифутовой бревенчатой стене осторожно передвигались две фигуры. Когда Норм подошел ближе оба наблюдателя спрыгнули вниз и длинными хищными прыжками понеслись ему навстречу. Первым успел Гасан - длинный, белозубый и чернокожий. Гасан припал к земле и несколько раз лизнул пыль у ног Норма. Выслуживался. Норм не обратил внимание на черного. Второй, краснокожий и красноволосый - Ханк - только степенно склонил голову. Он был уже достаточно стар и не считал нужным добиваться расположения жрецов. Норм быстро прошел мимо наблюдателей и, не дожидаясь когда опустят ворота, прыгнул, ухватился за верх частокола, перебросил тело над заостренными бревнами, мягко опустился с другой стороны.

Время еще было и он решил взглянуть на сегодняшние жертвы. Он не одобрял некоторые обычаи племени, например обязательное жертвоприношение непригодных. Но как и у любого жреца, у Норма были обязанности не только перед своим Повелителем, но и перед своим народом. Нередко Норм ловил себя на мысли, что церемония доставляет ему некоторое удовольствие, но не кровавостью - он не любил кровь, а скорее торжественностью, ощущением святости, единства с чем-то высшим. Да и, в конце концов, неплохо знать заранее, кого сегодня отправлять к возрождению.

Детей держали в небольшом доме с крытой соломой крышей. Несколько воинов лежали на земле возле самой двери - у жертв не должно было возникнуть и мысли о побеге. Норм надвинул капюшон на глаза, кивнул склонившимся в поклоне охранникам и осторожно заглянул в узкое окошко. Два мальчика и девочка. Все трое лет десяти - возраст первого изменения; и все трое помечены знаком непригодности. Естественно, иначе их бы не приговорили к церемонии. Мальчики во что-то играли. Вероятно, они не знали что их ждет, а может быть родители слишком хорошо привили им уважение к законам племени. Девочка сидела в углу, поодаль от веселящихся ребят. Норм присмотрелся к ней повнимательнее. Рыжие, с белыми перьями, волосы. Веснушчатая кожа. Большие раскосые глаза, вспыхивающие злыми язычками пламени. Глаза девочки были красными, а по лицу протянулись несколько грязных дорожек - девочка явно плакала. Что-то, помимо внешности, в ней напоминало Норму его самого, от нее исходили волны какого-то еле заметного, но очень знакомого ощущения. Норм всмотрелся в девочку не только глазами но и всем своим естеством. Попытался почувствовать ее, понять. И сжал пальцы рук так, что чуть не вырвал край окна, за который держался.

Когда-то у Норма была дочь. Она умерла. Была пригодной, но умерла при первом изменении - так гибнет большинство молодняка из племени. С тех пор прошло очень много времени и горечь утраты, а заодно и воспоминания о самой дочери… все это забылось, забралось в самые нижние уровни сознания, спряталось в глубине души. И вот сейчас, глядя на эту девочку, Норм снова вспомнил свою дочь. Нельзя сказать, что они были очень похожи. Возраст - дочери Норма тогда тоже было около десяти лет. Но самое главное - ощущение. Отец всегда чувствует своего ребенка, видит в нем что-то особенное, понятное только ему самому. И вот сейчас, глядя на девочку, Норм ощущал тягучую волну непонятной близости, просыпающуюся в солнечном сплетении и расползающуюся по всей груди. От диафрагмы, вверх, через грудную клетку, по внезапно пересохшему горлу. Тяжелый, всепоглощающий поток ударил в мозг и Норм еле устоял на ногах. А потом отошел от окна и, нервно теребя пальцами святой символ, висящий поверх рясы, отправился ужинать.

Норму всегда лучше думалось во время еды, что было естественно - стоит занять тело чем-то привычным или монотонным и мозг, перестав жестко контролировать движения, сам найдет себе занятие. Норм повел носом, втянул в себя окружающие запахи и, определив откуда идут наиболее съедобные, быстро пересек поселок.

Ответив кивком на низкий поклон хозяйки, Норм сел за стол и чуть приподнял капюшон для удобства. Тщательно пережевывая первый кусок, он замычал от удовольствия. Не то, что бы Норм очень хотел есть или давно не кушал вкусно, но еда действительно была превосходна. Облизывая миску, жрец уже знал, что ему надо делать. Норм встал, снова надвинул капюшон на глаза, провел кончиками пальцев по столешнице, оставляя длинные тонкие царапины - как знак благодарности гостя.

Пегор, низенький и плотный, с кожей серого и белого цветов, жил неподалеку от алтарной. Он был старым другом Норма и считался одним из лучшим мастеров-наблюдателей. Пегор наблюдал за промежутком между возрождениями. Когда Норм вошел к мастеру, тот задумчиво осматривал частично очищенный от плоти скелет, периодически что-то записывая прямо на белесых костях. Жрец начал обрисовывать Пегору ситуацию и тот, по началу не проявлявший особенной заинтересованности, все медленнее и медленнее двигал руками над костяком и в конце концов весь обратился в слух, только изредка барабаня пальцами по оголенному черепу трупа. Мастер был многим обязан Норму и в конце концов согласился встретить его и девочку в пяти милях от поселка, через пару часов после окончания церемонии.

Церемония началась как обычно. Все жители поселка уже были готовы и теперь сидели кружком вокруг алтаря, высунув длинные языки и поводя в сумраке огромными горящими глазами. Дождь лил воду на их лоснящиеся тела и некоторые с наслаждением подставляли ему морды. Норм вышел в круг, быстро скинул с себя одежду, последний раз посмотрел на детей-жертв слабым человеческим зрением. А потом жрец упал на четвереньки и закричал. Несколько бесконечно длинных и бесконечно страшных секунд тело Норма била агония дичайшей боли. И все эти несколько секунд, чувствуя как трансформируются кости, пробивает кожу жесткий рыжий ворс, рвет копчик отросток хвоста и перестраиваются мышцы, Норм смотрел на детей и мир вокруг медленно терял цвета, приобретая все оттенки серого, белого и черного.

А потом огромный рыжий кот мягко скользнул вперед, выгнулся дугой, рванул когтями грудь одного из мальчиков и с хлюпом слизал кровь. Потом затрещали ребра второго паренька и Норм, выгребая лапой легочные мешки, впился клыками в обнажившееся сердце. Когда жертва, дыбящаяся в агонии, затихла, жрец скользнул в сторону визжащей девочки и застыл, обводя глазами толпу.

Норм открыл дверь своей монастырской комнаты и пропустил девочку вперед. Жрецу пришлось дважды попросить ее сесть на стул. Норм насильно заставил девочку выпить настой, который дал ему Пегор, а потом принялся натирать ее тело вязкой вонючей мазью, печально приговаривая:

-Ну доченька… Все нормально… Мне бы только вспомнить, что это такое - быть отцом… Сейчас я закончу с этой дрянной мазью и мы пойдем гулять… Ты не представляешь, как сейчас красиво вокруг… Луна светит, звездочки… Ведь гроза уже прошла, так что звездочки должны быть… Эх, жаль я не спросил твоего имени, доченька… А утром я познакомлю тебя с остальными послушниками и послушницами… С матерью Кларисой, с отцом Марком… Только… Только плохо, что у нас так мало времени… Пегор говорит, что процесс разложения уже невозможно остановить…

И Норм еще раз нанес мазь на грубо сшитые края ран, расчертивших грудь девочки.